Заговор невест
Шрифт:
Берни получил свой заголовок. На следующее утро газета напечатала: «Первые слова архиепископа: „В этом городе есть квартал красных фонарей?“«.
Это была старая шутка, но Тара смеялась вместе с остальными. Оливеру это понравится. Она не только получила почти два часа замечательного материала на заседании «Суда», из которого можно выбирать кадры для ее передачи. Ее вдруг осенила мысль, что дамский вечер – это и есть тот самый местный колорит, который ей необходим. Требования Оливера всегда подхлестывали ее, заставляли сосредоточиться. Она приказала
– Последний звонок, – объявила Мэри.
– Господи, неужели я так засиделась? – воскликнула Эйлис и встала. – Мне было очень приятно с вами, леди, но эта старуха устала. Доброй ночи всем. До свидания, мисс О’Коннел, мистер Келлехер.
– Спокойной ночи, мадам.
Пег и Эйлин тоже попрощались со всеми и помогли ей выйти. Уход этих троих означал неофициальное завершение вечера, и большая часть посетительниц вышла следом за ними, натягивая куртки, завязывая шарфы и отпуская последние шуточки. Через несколько минут остались только Сиобейн и Крисси. Они схватили подносы, помогая Мэри убрать со столов, пока Тара и Финн складывали аппаратуру.
– Как получилось? – спросила Сиобейн, вытирая стол рядом с Финном. – Вы сняли то, что хотели?
– Снял, – ответил он. – Другое дело, снял ли я то, что хотела Тара.
– Снял, – подтвердила Тара, роняя рефлектор, что она всегда умудрялась сделать, к удовольствию Финна. – Вы все были просто великолепны! Нельзя и желать лучших съемок, хотя большинство ваших шуток никто не позволит выпустить в эфир.
– Мы бы все равно не хотели, чтобы мужчины это видели, – заметила Сиобейн. – Это разрушило бы их представление о нас, если бы они узнали, что мы не падаем в обморок, услышав грязную шутку. Тогда им пришлось бы придумывать себе другое оправдание, чтобы не брать нас с собой.
– Мы поэтому вас не берем? – спросил Финн. – Чтобы рассказывать грязные шуточки?
– Только, пожалуйста, не надо лишать меня моего заблуждения! Мне не хочется знать, чем вы в действительности занимаетесь.
Финн рассмеялся и закрыл футляр микрофона, потом взвалил на плечо камеру и подхватил чемодан.
– Сейчас вернусь.
Тара разобрала штатив рефлектора и сложила его, украдкой наблюдая за Сиобейн, которая смотрела вслед Финну. Не может быть!
– Посмотрите, который час, – вздохнула Крисси. – А мне завтра рано вставать. В Килмихиле устраивают какой-то завтрак по поводу вручения наград, и они заказали особый торт. – Она двинулась к выходу. – Пойдем, Сиобейн.
– Мне совсем не хочется спать, – ответила та. – Мэри, ты иди домой, а я здесь сама все закрою.
– О, это было бы отлично! – обрадовалась Мэри. – Я почти никогда не попадаю домой раньше полуночи.
– Тогда ты тем более должна уйти. – Крисси сняла куртку Мэри с крючка. – Как это любезно с твоей стороны, Сиобейн.
– Очень любезно, – согласилась Мэри. – Может быть, я найму вас обеих убирать со столов каждый вечер.
– Ты не настолько богата, – возразила Сиобейн. – С меня хватит уборки столов в кафе.
Они попрощались, и Финн вернулся как раз в тот момент, когда две женщины уходили. Он придержал для них Дверь.
– Погоди, – попросила Тара. Она схватила осветительное оборудование и неуклюжий брезентовый рюкзак, набитый лампами, подставками и рефлекторами. Он был длиной почти четыре фута и весил целую тонну, и она со стоном попыталась оторвать его от пола.
– Оставь это мне, – предложил Финн.
– Я справлюсь. Просто подержи дверь.
– Ладно. Тебе понадобятся ключи. – Он вручил ей ключи от машины, когда она проходила мимо, задевая за углы и грохоча железными деталями.
Мэри и Крисси уже превратились в темные тени, исчезающие вдали. Тара несколько мгновений смотрела им вслед, затем огляделась в поисках фургона.
Почему это Финн не подъехал к самой двери? Кряхтя, она потащила тяжелый рюкзак за угол, к фургону. Попыталась открыть дверцу одной рукой, но замок был тугой, и ей пришлось, опустив рюкзак на землю, повозиться с ним. Наконец дверь открылась, она подняла ее и потянулась за рюкзаком.
– Могу ли я помочь?
Тара пискнула, подпрыгнула и прижалась спиной к дверце фургона в позе обороняющегося.
– Извините, – виновато сказал Брайен, отступив на пару шагов. – Я не собирался вас пугать. Я решил, что вы меня видели. Я стоял прямо вон там. – Он махнул рукой в сторону машины – его машины, как она теперь разглядела, – в нескольких ярдах позади фургона. Она казалась черной в еще более черной тени.
– Я только что провела четыре часа под телевизионными софитами. Мои глаза еще не привыкли.
– Конечно. – Он улыбнулся. – Мне очень жаль.
– Неужели вам так хочется выпить пинту пива, что вы не придумали ничего лучшего, чем бродить у черного хода пабов?
– Я охочусь не за пивом. Это вас я пытался найти весь день.
– Мы ездили по всему городку, – ответила она, изо всех сил стараясь не замечать трепета, пробежавшего внизу живота. – Снимали.
– Я оставил записку в гостинице.
– Я еще не была там, – солгала она. Ей не хотелось объяснять, почему она не позвонила после полудня. Она и сама не знала этого.
Он подошел к ней и выхватил из ее кармана желтый листок бумаги.
– Странно. Наверное, она прыгнула в карман, когда вы проходили мимо стойки. – Он поднес его к свету. – Да. Это от меня.
– Я хотела сказать, что еще не прочла записку.
– Вот как? Тогда позвольте мне прочесть. Здесь написано: «Я всегда довожу до конца то, что начал».
Тихая насмешка в его голосе внезапно вселила в нее уверенность, что он вообще не имел в виду интервью. Он начал так много вещей. Если бы он все их довел до конца…
– Мне надо положить это в фургон, – попыталась она сменить тему разговора и потянулась к рюкзаку.
Он наклонился, и его ладонь сжала ее руку на лямке. Теперь он стоял бок о бок с ней, ее бедро было прижато к его твердому, теплому бедру, пока они вместе втаскивали рюкзак в фургон.