Заговор Важных
Шрифт:
Герцог нахмурился, но когда, наконец, узнал всех троих, тень быстро сбежала с его усталого лица, уступив место искренней улыбке.
— Фронсак! Решительно вы всегда там, где вас никто не ждет. Не сомневайтесь, королева будет вам признательна за вашу службу его величеству.
Луи отметил, что Энгиен не упомянул имени Мазарини.
— А как обстоят ваши дела? — продолжил герцог.
— Мы их уладили, монсеньор, и теперь можем возвращаться.
Луи не горел желанием рассказывать о приключениях на мельнице.
Энгиен на минуту умолк, словно соображая, надо ли и дальше задавать
— В любом случае я ваш должник, Фронсак, но надеюсь, это ненадолго, — прибавил он.
На поле боя провели торжественное богослужение, а остаток вечера прошел в заботах, отдыхе и разграблении имущества противника. Пленников собрали и отправили в лагерь в Нормандию. Богатые сами заплатят выкуп, а остальные умрут от голода и болезней, если их не выкупит Испания.
Наши друзья получили право разместиться в одном из городских домов: раненый Гастон не мог сразу ехать в Париж. Лекарь сделал ему перевязку и велел два дня никуда не выходить.
В первый же день вынужденного отдыха их навестил Дандело.
— Мы выступаем через несколько дней, — объяснил он, — а пока ждем инструкций от Мазарини. Энгиен велел экипировать вас. На улице вас ждут три лошади, захваченные у испанцев, и офицерская одежда, найденная в брошенных кем-то чемоданах. Я сам подыскал для вас надежное и дорогое оружие. А вот деньги на дорогу. Это ваша часть добычи.
И он протянул Луи кошель с сотней золотых луидоров (две тысячи ливров). Гофреди немедленно отправился осматривать коней и оружие.
Дарами Энгиена пренебрегать не стоило, и наши друзья с удовольствием прибавили к захваченным в бою испанским коням еще трех лошадей и превосходное оружие. Дандело подобрал для них два трехствольных, с вытравленными на металле узорами, кремневых пистолета, испанскую шпагу с рукояткой, украшенной золотом и серебром, две коротких шпаги с чеканным эфесом и бриллиантом в гарде, парочку аркебуз с колесцовым замком и с накладками из слоновой кости, и еще несколько менее ценных вещиц. Продав это оружие в Париже, они выручат не менее трех тысяч ливров!
Наконец, в чемоданах, притороченных к седлам, они нашли великолепную одежду: камзолы, штаны, шляпы, перчатки и шелковые рубашки. Полная экипировка!
В тот же день Энгиен покинул Рокруа.
Он не подозревал, что через восемь лет вернется в этот город, но уже во главе испанской армии! И произойдет это во время Фронды принцев, в борьбе против Мазарини.
И он с легкостью снова возьмет эту крепость!
Но вернемся на несколько дней назад, в Париж, в те дни, когда наши друзья только собирались ехать в армию Энгиена.
У короля началась затяжная агония, но отправляться на тот свет он не спешил. Тем временем амбиции тех, кто связывал свое продвижение с его уходом из жизни, росли буквально не по дням, а по часам.
В редкие часы просветления Людовик XIII не забывал напомнить о своей воле. Так, например, он еще раз повторил всем, что госпожа де Шеврез ни под каким видом не должна возвращаться во Францию.
— Это сущий дьявол… — повторял он даже в бреду.
Бофор понемногу сумел стать необходимым королю, и теперь надменность
В воскресенье десятого мая состояние короля резко ухудшилось. Начался кашель, возобновились боли в желудке.
Двенадцатого мая он не смог принимать пищу, и весь вечер королева в слезах провела у его постели.
Посреди ночи герцог де Бофор уговорил Анну Австрийскую вернуться к себе в покои, а сам занял ее место. С этого часа молодой человек ночевал на коврике на полу. У ног своего короля.
Ловкий маневр или подлинная привязанность к дяде? Наверное, и то и другое. Герцог не покидал Людовика XIII и не соглашался, чтобы его даже на время подменял кто-нибудь из монахов.
Впрочем, когда ум короля начинал работать с прежней остротой, Людовик предпочитал видеть у своей постели монахов, нежели Франсуа де Бофора. Но кто считался с мнением умирающего? Так сын Вандома добился от короля — практически против воли его величества — помилования для своего отца, по-прежнему находившегося в изгнании. Затем последовали другие вымученные прощения, и все они были выгодны Вандомам — как, например, возвращение в Париж епископа Бовэ и бывшего канцлера Шатонефа.
После смерти короля правление переходило в руки маленького дофина. И очевидно, тот, кто станет опекуном дофина, станет править Францией во время регентства. Конде хотел видеть на этом месте Принца, брата короля. В сопровождении многочисленного вооруженного отряда оба, Конде и Принц, отправились в Сен-Жермен, где обосновалась королевская семья.
Но Бофор опередил их. Командуя полками французской и швейцарской гвардии, он живо расставил своих солдат вокруг замка, дав понять конкурентам, кто является хозяином положения. Королева забеспокоилась и в свою очередь вызвала полк собственной охраны.
Вокруг умирающего стремительно создавались и распадались союзы знатных семейств. Опасаясь, что власть во Франции перейдет к побочной ветви, Конде, Анна Австрийская и Гастон Орлеанский заключили секретный союз.
Но договариваться они не умели, ибо, боясь поступиться собственной выгодой, никто не хотел действовать в интересах другого. Слабовольный Гастон довольствовался должностью королевского наместника, а скряга Конде заботился прежде всего о деньгах, которые он мог получить в случае, если ситуация сложится в его пользу. Поэтому королева оставалась в одиночестве, несмотря на то, что Бофор клялся ей в любви и даже в верности.
Анна Австрийская понимала, что вскоре она может потерять власть, детей и, возможно, даже жизнь. И она сблизилась с Мазарини, единственным незаинтересованным лицом в этой ситуации. По крайней мере, на первый взгляд. Кардинал не преминул коварно заметить, что ежели бы уверения Бофора в пылкой любви были искренними, он бы не проводил каждый вечер у любовницы, могучей герцогини де Монбазон. Анна ничего не сказала, но приняла это к сведению.
Агония короля казалась бесконечной, и все нервничали.