Заговор
Шрифт:
— Это верно,— проворчал Маттсон.— И все же что-то тут не то. Что-то мы тут намудрили, уж очень гладко все складывается.
— В ФБР вы приобрели склонность к излишней подозрительности, Маттсон. Убедитесь, что мы подготовлены лучше их, потому что мы знаем, что они собираются делать, а они о нас не подозревают. Так что не переживайте, у вас еще будет шанс побывать на наших похоронах.
Маттсон выпятил свою тяжелую челюсть.
— Это вы мечтаете о такой чести,— мрачно сказал он.
— А вам платят за это,— сказал босс.— Ладно, кончаем. Встречаемся через пять дней, чтобы все окончательно обговорить. Каждый
Босс улыбнулся и закурил очередную сигарету. Сенатор незаметно покинул комнату. Через пять минут ушел Маттсон. Через пять минут — Тони. Еще через пять — Ксан. Прошло еще пять минут, и босс заказал ленч.
Марк настолько проголодался, что работа валилась у него из рук, и он покинул библиотеку, чтобы поискать съестное.
В закусочной, торопливо прожевывая гамбургер, снова и снова вспоминал он слова, которые говорила ему обаятельная ироничная женщина в черной юбке; как она выглядела при этом, и... Он позвонил в больницу.
Доктор Декстер сегодня не дежурит,— сказала медсестра.— Могу пригласить доктора Дельгадо.
Боюсь, она мне не поможет,— сказал Марк. Вытащив записную книжку, он набрал номер Элизабет Декстер. И не без удивления обнаружил, что та дома.
— Привет, Элизабет, это Марк Эндрью. Могу ли я надеяться, что сегодня вечером мне удастся угостить вас обедом?
— Одни обещания... А я все живу надеждой на большой бифштекс.
— Вот и отлично. У меня опять паршивый день, и вы можете стать единственным светлым пятном в нем.
Было приятно услышать ее смех.
— Давайте где-то в районе восьми...
— Прекрасно. До встречи.
Вешая трубку, он поймал себя на том, что не может сдержать счастливую улыбку, которая расплывалась по лицу от уха до уха. Он посмотрел на часы: 16.30. Все в порядке. Еще три часа в библиотеке, а затем можно от правиться на поиски счастья. Вернувшись к своему блокноту, он снова засел за выписки из биографии шестидесяти двух сенаторов.
Отвлекшись, он вспомнил президента. Все это уже было. Братья Кеннеди. Почему Тайсон обошел этот аспект молчанием? Возможно, что именно он знает истину. Занимайся здесь бессмысленной работой, и даже рот заткнут — с Грент Нанной и то не поговоришь! К кому теперь обратиться? Единственный человек может выслушать его — президент, но до него не добраться. А замешаны могут быть и ЦРУ, и мафия, и просто любой псих.
Он провел еще два часа над записями, пытаясь понять мотивы, по которым кто-то из этих людей мог желать устранения президента. Но продвинулся в своих исследованиях он недалеко.
— Мы скоро закрываемся, сэр,— сказала девушка-библиотекарь. В руках она несла охапку книг, а на лице у нее было ясно видно желание как можно скорее смотаться домой.— Мы закрываемся в семь тридцать.
— Не могли бы вы подождать еще парочку минут? Я уже закругляюсь.
— Ладно уж,— сказала она, бросив взгляд в его сторону и подхватывая охапку «Сообщений Сената» за 1971—1973 годы: всю груду взять с собой она не могла.
Марк пробежал заметки. Среди шестидесяти двух «подозреваемых» было достаточно много известных имен. И всего шесть дней. И доказательства должны быть железно неопровержимыми. Сегодня он уже ничего больше не мог сделать. Все правительственные учреждения давно закрылись. Ему оставалось только надеяться, что, когда он найдет Директора, тот сможет свести это устрашающее число к чему-нибудь более приемлемому. Шестьдесят две фамилии — и всего шесть дней.
Жил он не в самой роскошной части города, но и здесь, на юго-западе, нашли себе приют многие молодые, одинокие чиновники. Дома тянулись вдоль набережной, и неподалеку, что было весьма удобно, располагалась станция метро. Обжитое удобное место — Марка оно вполне устраивало, да к тому же не очень дорого. Наскоро приняв душ и побрившись, он сменил пиджак на более подходящий. И вперед — в поисках, как уже было сказано, счастья!
Спустившись вниз, он обнаружил, что его машина стоит в позиции, которая позволяла ему, используя лексику Симона, быстро смыться. Добравшись до Джорджтауна, он повернул направо, на 30-ю улицу, и припарковался против дома Элизабет Декстер. Небольшой элегантный коттедж красного кирпича. То ли она сама его выстроила в соответствии со своими запросами, то ли дом для нее купил отец. Ее отец... Он никак не мог перестать думать о нем.
Женщина, появившаяся на пороге, была еще прекраснее, чем он представлял ее себе. Она была просто ослепительна. На ней было длинное красное платье с высоким воротничком, которое очень ей шло, подчеркивая сияние глаз.
— На девять часов я заказал столик у Тио-Пепе,— сказал наконец Марк.— Устраивает?
— Прекрасно. Машину вы пристроили, и почему бы нам не пройтись?
— Отличная мысль.
Наступил ясный холодный вечер. Марк нуждался в глотке свежего воздуха. Единственное, что ему мешало,— постоянное желание остановиться и оглянуться. «У кого-то из нынешних русских поэтов было такое стихотворение»,— подумал он.
— Ждете еще какую-нибудь женщину? — поддразнивающе спросила она.
— Нет,— сказал Марк.— Чего ради я должен ждать еще кого-то? — Они легко перебрасывались шутливыми фразами, но Марк чувствовал, что одурачить ее ему не удастся. Он резко сменил тему разговора.— Как вам нравится ваша работа?
— Моя работа? — с удивлением спросила Элизабет, словно она никогда раньше не думала о ней в таком плане.— Вы имеете в виду мою жизнь? К ней работа имеет малое отношение. Или, точнее, давно не имеет.
Марк увидел, что лицо ее омрачилось.
— Я ненавижу эту больницу. Все там прогнило — и потолки, и лифты, и люди. Возможность чем-то помочь пациентам совершенно никого не волнует. Для большинства врачей работа — только средство «поднакопить деньгу». Вчера я как раз поскандалила: они хотели выписать одного старика, а у него нет крыши над головой.
Метрдотель подвел их к столику, расположенному в самом центре зала, недалеко от небольшой сцены. Марк критически оглядел его и попросил пересадить их куда-нибудь подальше. Желания Элизабет, где она предпочитает сидеть, он в данном случае не спрашивал. Он сел спиной к стене, пробормотав, что лучше быть подальше от оркестра, иначе им не удастся побеседовать. Однако Марк чувствовал, что эта девушка удивлена и понимает, что им руководит нечто другое.
Молодой официант — латиноамериканец осведомился, не хотят ли они коктейль. Элизабет попросила принести «Маргариту», а Марк заказал шпитцер.