Захват Дании и Норвегии. Операция «Учение Везер». 1940-1941
Шрифт:
31 марта Черчилль в речи по радио, которую восприняли как официальное правительственное мнение, сообщил об обострении войны, которую ведут союзники, а 3 апреля призвал нейтральные страны сохранять прежнюю позицию, которая благоприятствует также Германии. В течение этих дней английская пресса выступила с сильными нападками на поведение Скандинавских государств, так что норвежский посланник в Лондоне 1 апреля посетил руководителя отдела северной политики в британском министерстве иностранных дел Колльера и пожаловался на прессу, которая обращалась с Норвегией, «как будто она больше не была суверенным государством, а была страной, где воюющие стороны могли позволить себе все, что они хотят». Одновременно посланник передал статистические данные о транспортировке руды через Нарвик, чтобы исправить преувеличенные данные и показать, что свободное судоходство в нейтральных водах не в последнюю очередь было выгодно также и Англии. Однако уже через день речь Чемберлена показала, что строгое соблюдение принципов нейтралитета не является намерением союзников: «Наши военные корабли предприняли уже практические меры для прерывания беспрепятственного движения германских торговых судов в Скандинавию… Обдумываются другие мероприятия… Мы еще не достигли апогея наших оперативных возможностей в этой области».
Похожие заявления высказал французский премьер-министр Рейно. Через
В то время как дипломатическое давление западных держав на Норвегию постоянно возрастало, норвежский дипломатический представитель в Германии также передал в Осло первые сигналы опасности. Посланник Шеель, который охарактеризовал Кота как «честного парня, несколько жесткого в поступках», указал в сообщении из Берлина от 1 апреля на определенные немецкие мероприятия, которые должны были воспрепятствовать англичанам сорвать проход судов с рудой через Нарвик. Тем не менее он присоединился к мнению его шведского коллеги, что 80 % руды могли отправляться морем вскоре через Лулео, как только эта гавань освободится ото льда. Для отправки руды морем из шведского порта, расположенного южнее, не хватало подвижного состава, и все же транспортировка руды в Германию проходила бы, без сомнения, более благоприятно в летние месяцы. Поэтому посланник Шеель полагал, что обязан прийти к выводу о том, что «посадка войск на суда в Штеттине едва ли стоит в связи с операциями против Норвегии. Возможно, перед глазами имеют Швецию, но самое вероятное состоит в том, что войска будут перевозить на восток». Большее беспокойство, чем это сообщение от Шееля, вызвали в течение дня сообщения, которые норвежский посланник в Копенгагене передавал в Осло и которые основывались на сообщениях голландскому военному атташе о немецких планах нападения. Шеель, который 4 апреля также сообщил об этом, писал тем не менее только о возможном захвате ютландского западного побережья для создания там аэродромов и баз подводных лодок; впервые в его сообщении от 5 апреля говорилось о немецких намерениях в отношении Южной Норвегии. Кот доверял этим слухам так же мало, как и сообщениям в газете «Афтенпостен» от 4 апреля, согласно которым Германия собиралась захватить базы в Южной Норвегии. Он придерживался той точки зрения, что немецкое нападение на Норвегию неосуществимо вследствие английского господства на море.
В этой напряженной атмосфере немецкий посланник в Осло вечером 5 апреля по приказу показал приглашенным гостям фильм «Боевое крещение» об использовании военной авиации в Польше. Присутствующих охватило заметное смущение.
Только вечером 7 апреля в Осло поступили сообщения о том, что транспортный флот от 15 до 20 кораблей (всего 150 000 брутто-регистровых тонн) уже в ночь на 5 апреля покинул Штеттин, взяв курс на запад. Этому сообщению, которое в воскресенье поступило в норвежское министерство иностранных дел, также не было придано никакого особого значения, тем более что транспортный флот все еще не прошел датские воды, так что предполагалось, что он пошел по каналу им. кайзера Вильгельма в Северное море. Неоднократно повторенное заключение Кота в отношении таких слухов звучало следующим образом: либо это сообщение ошибочно, тогда его не надо дальше передавать, либо оно правильно, и тогда было бы нельзя задержать вышедший немецкий флот. Кроме того, его занимала подготовка к докладу во внешнеполитическом комитете и в стортинге; оба заседания должны были состояться 8 апреля.
8 апреля стало для Норвегии судьбоносным днем, который втянул страну в войну великих держав. Утром в 6 часов 10 минут в главный морской штаб в Осло поступило донесение сторожевого катера «Сириан» о том, что британскими транспортными средствами на выходе из Вест-фьорда было поставлено минное поле в пределах норвежских территориальных вод. В 7 часов 48 минут норвежский торпедный катер «Слейпнер» также сообщил о том, что был остановлен у Хустадвика британским эсминцем «Гиперион» (Н-97), который обратил внимание моряков на минное поле, только что поставленное в пределах трехмильной зоны. В обоих случаях команды норвежских транспортных средств немедленно выразили протест против нарушения нейтралитета и пребывания британских эсминцев в норвежских водах. Огнестрельное оружие вопреки данным указаниям не использовали. Обращает на себя внимание также то, что норвежские транспортные суда даже не попытались снять минные заграждения, поставленные союзниками, хотя такое мероприятие, скорее всего, могло бы восстановить норвежский нейтралитет.
Утром около 7 часов британский и французский посланники в Осло снова передали созвучные ноты, которые должны были оправдать постановку мин английскими и французскими военно-морскими силами в трех местах норвежского побережья. Исходя из мнимых немецких нарушений нейтралитета, правительства союзников заявили о своем праве воспрепятствовать подвозу боевой техники для Германии в пределах норвежских территориальных вод. Это обоснование не могло оказать никакого пропагандистского воздействия за границей. Нейтральные страны должны были чувствовать себя шокированными серьезным нарушением международного права, а для самого норвежского правительства мероприятие союзников было таким же неловким, как его оправдание. После случая с «Альтмарком» произошел только один инцидент с германской подводной лодкой U-21, в дальнейшем в течение первых дней апреля имели место пролеты германских самолетов, которые не могли вызвать тем не менее англо-французскую акцию. Кот очень хорошо понимал, что в данном случае эти утверждения могли явиться толчком к обострению отношений.
С 6 января 1940 года британское правительство настаивало на том, что сама Норвегия должна была поставить минные поля в своих водах, дабы таким образом принудить немецкие пароходы с рудой покинуть нейтральную защитную зону и предоставить возможность британским рейдерам останавливать эти корабли в море и топить их. В феврале норвежский посланник в Лондоне выступил с заявлением о том, что его правительство проверит вопрос о минных заграждениях. Но только 20 марта норвежский министр иностранных дел решился предложить норвежскому адмиралтейству поставить минное заграждение у Кармёя (у Ставангера) на том же самом месте, что в октябре 1918 года. Откомандированный адмирал после изучения вопроса, проведенного 2 апреля, рассматривал как более подходящее для этого побережье у Ваагсёя (в устье Норд-фьорда). Теперь Англия, после ее предупреждения от 5 апреля, сама перехватила инициативу и обошла Норвегию, все еще сомневающуюся в том, нарушать ли ей правила нейтралитета.
Конец норвежского нейтралитета заявил о себе в первой половине дня 8 апреля также и с другой стороны. Вскоре после вручения английских и французских нот в Осло из Берлина и Копенгагена поступили сообщения о том, что немецкие военные транспорты и военные корабли всех классов находятся в море и идут курсом на север. Английский военный атташе в Осло заверил норвежского министра иностранных дел в том, что английские военно-морские силы находились на марше в Каттегат, чтобы начать борьбу с немецкими кораблями. В 16 часов 35 минут в норвежский главный морской штаб поступило донесение датского капитана второго ранга Понтоппидана о том, что в 13 часов 5 минут два линкора класса «Гнейзенау», броненосец типа «Дойчланд» («Лютцов»), крейсер «Эмден» и три торпедных катера класса «Мёве» прошли Анхольт курсом на север. Это сообщение подтвердил начальник разведывательного отдела шведского штаба вооруженных сил полковник Адлеркрёйтц. Между тем норвежский посланник в Лондоне был около 14 часов проинформирован заместителем начальника британского главного морского штаба адмиралом Филипсом о том, что немецкие военно-морские силы были обнаружены 7 апреля в Северном море и утром 8 апреля у норвежского побережья. Предположили с определенностью, что осуществлялась операция против Нарвика, куда немцы могли прибыть около 23 часов вечера. Это сообщение из Лондона поступило в Осло около 19 часов. Если бы потребовалось еще подтверждение того, что осуществляется немецкая акция, то доказательством было телефонное сообщение из Кристиансанна, которое в 18 часов 15 минут достигло норвежского Генерального штаба. Генерал-майор Лильедаль, командир 3-й норвежской дивизии, доложил, что немецкий транспортный пароход «Рио-де-Жанейро» (5300 брутто-регистровых тонн, капитан Фойгт) был торпедирован в первой половине дня у Лиллесанна. Примерно 100 человек в полевой форме, 20 раненых и 22 мертвеца были выброшены на сушу. Допрошенные сообщили, что продвигались в Берген, чтобы по просьбе норвежского правительства прийти на помощь норвежцам. Тем не менее норвежский адмирал ни в коем случае не был убежден в достоверности этого и не верил, что этот транспорт мог предназначаться для Норвегии.
Норвежское правительство, которое считало, что опасность не была непосредственной, не было в состоянии решиться на мобилизацию, которая в маленькой стране должна была вызвать более высокие издержки, чем караул нейтралитета на финской границе и служба сопровождения на море. Норвежский начальник Генерального штаба полковник Хатледаль с 5 апреля обращался повторно с этим вопросом к министру обороны – государственному советнику Льюнгбергу. Тем не менее до вечера 8 апреля еще не существовало никакого решения правительства усилить сухопутные войска или принять прочие оборонительные меры. Когда во время собрания стортинга во второй половине дня 8 апреля стали известны первые сообщения о германских намерениях относительно Норвегии, а правительство тем не менее не предписало ни мобилизацию, ни постановку минных заграждений, откомандированный генерал Лааке предположил, что правительство, по неизвестной ему причине, рассчитывает на поддержку британских военно-морских и военно-воздушных сил. Откомандированный адмирал приказал в первом часу 9 апреля поставить подготовленное минное заграждение на линии Рауёй – Болаерне. Этот приказ не был выполнен, так как немецкая группа военных кораблей уже прошла эту линию; он был отменен в 3 часа, так как из сообщений британского морского атташе в Осло можно было заключить, что британская помощь была на подходе и путь в Осло-фьорд не должен быть прегражден. Соответствующим образом норвежские береговые укрепления и военные корабли были проинструктированы стрелять по немецким, а не по английским транспортным средствам.
Вскоре после полуночи в Осло с юга послышалась канонада; поступавшие сообщения о нескольких транспортных средствах в Осло-фьорде были скудными и неясными; речь могла идти также о грузовых судах. Разумеется, сторожевой корабль выстрелил сигналы-звезды как сигнал тревоги, и в 0 часов 53 минуты внешние крепости Рауёй и Болаерне сообщили о том, что они вступили в бой. Затем в 1 час 58 минут, по распоряжению Генерального штаба, город Осло был затемнен. В 2 часа 30 минут члены правительства встретились в министерстве иностранных дел на террасе Виктории и решили, не привлекая военных командующих к заседанию, на основе повторных телефонных запросов откомандированного генерала провести мобилизацию стоящих в Южной Норвегии 1, 2, 3 и 4-й полевых бригад. Первым днем мобилизации должно было стать 11 апреля. 6-я бригада в Северной Норвегии была отмобилизована уже с начала финско-русской войны, равно как и морской флот и военная авиация. Береговые укрепления были только частично захвачены, войска обеспечения для фронтов отсутствовали. Корабли норвежского военно-морского флота находились в службе сопровождения и были разбросаны по всему длинному побережью. Минные заграждения не были поставлены, так как, согласно положениям 8-й статьи Гаагской конвенции от 1907 года, о них нужно было сообщать заранее другим странам. Тем не менее норвежский морской комендант Бергена отдал на собственную ответственность после полуночи приказ миноукладчику «Тир» поставить минные заграждения у Лерёй и Фаерёй, что было выполнено, однако, только после прохождения немецких кораблей. Норвежские сухопутные войска насчитывали примерно 30 000 человек, в то время как план мобилизации предусматривал призвать на службу в целом 106 000 человек. Вследствие меняющихся событий приказы о мобилизации получили не везде. Норвегия мало была подготовлена к войне; решение норвежского правительства вступить в борьбу становится понятным только благодаря надежде получить обширную, быструю и эффективную помощь от Англии. Не было ни намерения, ни сил для энергичного протеста против нарушения нейтралитета англичанами; дебаты в стортинге в сентябре 1939 года, в январе, марте и, наконец, 8 апреля 1940 года снова и снова заканчивались этим результатом: если Норвегия будет втянута в войну, то все же ничего нельзя предпринимать против Англии.