Захват Московии
Шрифт:
Другая старушка, прищурившись, осмотрела меня:
— Нет, Светкин жужон чернявый был, с короткой стрижкой, а этот — белесый, с кудрями… Да Светка того наглого уже давно прижучила, сейчас с одним студентом шляется, недавно видала их в беседке… А в сумке что у вас? — с подозрением указала она на сумку.
Я пожал плечами:
— Мои вещонки… Я Беренберга искал… хотел найти…
— А, Беренберга… Его нет, внучка рожает… И чего старый попёрся, спрашивается? Поможет, что ль? Дело большое!.. Я, когда своего четвёртого рожала, мужу сказала, чтоб он борщ помешивал, приду из больницы — заправлю…
— Деньги есть — вот и попёрся. Не зря же в ларьке сидит! — подпустила язву вторая.
— А вам что, спортзал
— Нет, спасибо… лучше такси…
— А, вот так вот… — поджала губы старушка. — Мы на такси не ездим. Там! — сухо кивнула она в сторону улицы, что я и сам знал, но всё равно сердечно поблагодарил их:
— Вам — и спасибо великое!
— И тебе здоровым быть!
Отойдя в слякоть обочины, начав выискивать глазами пустую машину и уклоняясь от грязных брызг, я вдруг подумал, что Максимыч сказал — они ждут гостей. Как-то малоудобно идти в дом, когда там гости… Все будут буркалиться, глазами шнуровать… Надо где-нибудь посидеть, подождать, еще раз всё обдумать. Я отошёл к тумбам возле ларька, сел.
С одной стороны, ветераны — мои единственные знакомцы, с другой — не забывалась и внушительная лапонь одуванчика, которой он немцев убивал и штифели с них, еще живых, снимал. Чтобы так и меня… не разделал… Да, лапонь… Но зачем ему меня убить?.. А просто: был немец — и нету… Говорят же в Польше: «Хороший немец — это мёртвый немец»… Может, и у Максимыча такие же принципы?.. Говорит, пельмени лепим…
От этих мыслей начало бродить под ложечкой… Вкусные, наверно… В детстве я их часто ел — Бабаня лепила и меня учила, но маме это почему-то не нравилось — «ты не девочка», — и она мне запрещала крутиться на кухне, что я очень любил. А когда узнала, что дедушка Людвиг учил меня курицам топором головы отрубать, то устроила большой тарантуй… нет, субунтай (я помню, это праздник у татар, на семинаре по сказкам упоминалось, память всё-таки у меня феноменальная)… Кричала на папу, зачем из ребёнка растить садиста, мало их уже было вокруг?.. Я не понимал до конца её возбуждения: ну что такого — один раз топором тюкнуть?.. Сама она курятину ест… Если бы она узнала, что Хорстович живых лягушек варит, то совсем бы, наверно бы, обнервничалась бы со всех сторон (неизвестно, сколько раз это «бы» ставить, Вы на грамматике разрешили ставить сколько хочешь, не помешает)… Хорстович ловил лягушек и кидал их в кастрюлю, ставил её на огонь и с большим удовольствием смотрел, как вода постепенно закипает и лягушки мечутся, варясь заживо. А перестал после того, как попытался сварить котенка, но тот сумел скинуть стеклянную крышку, прыг-прыг — и до кости оцарапал Хорстовича. После этого Хорстович перестал (или опасался) мучить живое. Нет, мама права — никого нельзя трогать, если не хочешь, чтобы и тебя сварили.
А пельмени как они едят — со сметаной, маслом или уксусом? С чем?.. — начал навязываться ползучий вопрос. На столе еще, наверно, колбаска, и сырок, и салатики всякие… один особо вкусный, «оливье» называется, реально крутой… Мама его «русским салатом» зовёт — Russischer Salat, — а папа — «боливье». А на самом деле надо говорить «оливье», потому что там оливок много… И сальце с батоном… не вопрос… Батон Сталин, батон полковник… Как же без закуски-макуски?.. И пироги, точно, есть, чтобы их съесть… Ау, вкусные!.. Помните, Вы как-то (для нашего семинара «Веселие Руси») попросили студентку Дарью испечь нам пирожки — мы еще разыграли «Красную Шапочку», Виталик был волком, Дарья — Шапочкой, а я — дровосеком, и в конце, в суматохе я, спасая Шапочку, изрядно потрогал упругую грудь Дарьи и даже запихнул ей пирожок куда-то туда, в вырез, на что она крикнула: «Куда масляное суёшь?» А немцы готовить
А если опоздать в гости — то всего этого может и не быть уже… «Wer sp"at kommt, den bestraft Herr Gott» [84] — говорит дедушка Людвиг, и это правильно. Но и рано кто приходит, того бог тоже не очень любит — сиди в углу и жди, как буклан в клетке… Нет, лучше поехать. Может, гости придут вообще не сейчас, а вечером? А пока надо будет штаны, туфли… В каком я виде?.. Хаммурапи на шарапи… Стыдно. Мы всегда славились аккуратностью, и вдруг такая чума, в тапочках и штанузах, как негр… как тот животообразный Паша, которому Гитлер очень нравился…
84
Кто поздно приходит, того карает бог (нем.).
А когда будет одежда — можно сразу в Петербург… сесть на Красное Стремя — и уехать. И чего было в Москву приезжать? Ходил бы по Невскому, пирожки кушал… Нет, Князь-колокол, Гранитная палата, Базилиус-Катедрале… А с Машей вообще анекдот… Чьи шорохи сзади?..
Я осторожно повернулся, но это была кошка. Она со спокойным удивлением посмотрела на меня, дернула пару раз хвостом и удалилась под машины, где её ждала пёстрая подружка. Оттуда понеслось довольное мурчалово. Надо ехать!
Я решительно вышел навстречу одиноко едущему «москвичу». Дверца открылась:
— Куда?
— Доброго вам всего! Мне надо вот сюда. — Я, как немой, показал адрес мрачноватому шоферу в кепи.
— Это где же такое?.. Не знаете?.. — Он нашарил в кармане телефон, отщелкал: — Слушай, Глаш, где у нас улица Пулемётчиков, знаешь?.. А… Это что, в Болвановке, что ли?.. Понял… Ясно… Откуда поворот туда? С проспекта?.. Всё, усёк. Спасибо, отдыхай, — щёлкнул кнопкой и сказал мне: — Тысяча рублей.
— Что так? — помимо желания спросил я, хотя не очень твёрдо знал, сколько это. Просто слово «тысяча» звучит солидно и действует на людей сильнее, чем «миллион»: миллион люди не видели и представить себе его не могут, а тысячи — видели и поэтому могут себе их представить (так объяснил мне мой психотерапевт).
— А далеко ехать. В объезд надо. Там мост ремонтируют уже два года.
— Бабло пилят? Реально?
— Ну. Поехали?
Шофер был молчалив, включил русский шансон и ехал, безучастно пропуская вперед властные джипы и скорые «мерседесы», но с азартом обгоняя «лады» и «жигули». Только один раз сообщил, что ему больше всего нравятся «Audi», когда их начали выпускать, до войны?.. Я ответил, что «Audi» — это не что иное, как старый нацистский «хорьх», «Horch», название которого запретили на нюрнбергском процессе (как и все остальные нацистские знаки, символы, обозначения), американцы захватили завод, а машину переименовали на латынь («horch» — от «h"oren», «слышать», и «audi» — тоже «слышать», только по-латыни). Так «хорьх» превратился в «ауди».
Шофер уважительно слушал и под конец поинтересовался:
— А многие с ним сотрудничали?
— С кем?
— Ну, с Гитлером.
Я невольно покраснел:
— Да, все… много… А те, кто нет, — убегали в Америку. Что делать — всюду были наци…
— Да, Америка больше всего выиграла в ту войну — туда и бизнес утёк, и евреи, и бабки, и сами наци были спецы по грабежам, заранее много чего спрятали в Америке, особенно Южной… Да и американцы пограбили в Европе будь здоров!