Захват Неаполя. Берёзы
Шрифт:
– Синьорина, служанки уже нагрели воду… – Джакомо заглянул к ней в комнату, что-то жуя во рту. – Я пройдусь пока по селению, посмотрю, что и как…
Она молча кивнула и, зевая, направилась в соседнюю комнату, где служанки заканчивали приготовление импровизированной купальни. Беатрис проворно разделась и осторожно окунулась в горячую воду, пахнувшую ромашкой и еще чем-то едва уловимым, напоминавшим мед.
– Благодарю вас, я привыкла мыться сама… – с улыбкой произнесла девушка, отпуская служанок из комнаты.
Приятная теплота немного отогрела и успокоила ее. Беатрис стала промывать свои густые волнистые волосы, старательно расчесывая их гребешком…
Принц Конрадин в сопровождении своего верного рыцаря Рихарда фон Блюма подъехал к Сент-Готарду поздним вечером, когда уже вовсю смеркалось и на черноте ночного неба, то тут, то там, появлялись и вспыхивали маленькие искрящиеся звездочки, усыпавшие бархат ночи бриллиантовыми искрами. После серии разговоров с графом Фридрихом фон Баденом принц совершенно потерял покой. Еще бы! Два миллиона во французском золоте! С такими деньжищами можно не только Неаполь вернуть, но и на Каир выступить! Голова молодого пятнадцатилетнего принца буквально кругом шла, переполняясь всяческими радужными мечтаниями, одно краше и смелее другого. Он с большим трудом вытерпел пятимесячное ожидание встречи с молодой итальянкой из знатного семейства Анибальди, которая, по смутным и путанным рассказам графа, специально придержала для принца эти огромные деньги, исполняя волю погибшего брата и покойного ныне короля Манфреда.
Рихард проворно спрыгнул с коня и постучался в двери первой же гостиницы, попавшейся им в селении. Радости не было предела – знатная итальянка в сопровождении воина-слуги сегодня утром остановились именно тут.
– Господь воистину милостив к нам… – удивленно произнес Рихард, на всякий случай, проверяя легкость извлекания меча из ножен. Старый воин был недоверчив и подозрителен по природе, доверяя лишь самому себе и своему верному мечу, проведшему с ним множество битв и спасшего его жизнь не один раз.
– Мне просто не терпится поскорее увидеть эту благородную синьорину и воочию убедиться в том, что мечты могут сбываться не только во снах, но и наяву. – Глаза принца горели искрами счастья, надежды и каким-то особенным, фамильным, блеском, напоминая Рихарду его покойного отца Конрада. – Господи! А я, признаться, почти потерял надежду…
– Давайте-ка, мой принц, немного повременим с радостью… – Рихард был скептиком по натуре, что к купе с его природной недоверчивостью частенько помогало ему и спасало во многих опасных ситуациях. Он спрыгнул с коня и постучался в закрытые двери гостиницы. – Погодите меня здесь, за дверями… – Он вошел внутрь, пробыл там несколько мгновений, которые показались нетерпеливому Конрадину тысячелетием, вышел и с улыбкой произнес. – Слава Иисусу! Они здесь, прибыли утром…
Конрадин радостно присвистнул и слез с коня, размял свои немного затекшие ноги и, поправив одежды, вошел в гостиницу.
Большой обеденный зал был практически забит до отказа, лишь за тремя дальними столиками разместились несколько усталых путников и паломников, сосредоточенно поедавших незамысловатую пищу – за остальными же разместились веселые и шумные компании. Тяжелый и спертый воздух ударил в нос Конрадину, он поморщился и посмотрел на Рихарда.
– Идемте наверх, ваше высочество… – тихо произнес воин, указывая головой на крутую лестницу, расположенную в дальнем углу зала гостиницы. – Они расположились прямо под крышей, в конце коридора.
Конрадин молча кивнул, прошел через зал и стал подниматься по лестнице. Рихард обогнал его и, сняв со стены смолистый чадящий факел, пошел впереди принца, освещая дорогу и служа живым щитом на случай опасности. Они быстро взбежали по скрипучим деревянным ступеням и очутились в полутемном и длинном коридоре. Принц присмотрелся и увидел высокого мужчину, который явно охранял кого-то, стоя возле закрытых дверей комнаты, располагавшейся в конце коридора.
Конрадин и Рихард приблизились к нему, немец вышел вперед и тихо произнес:
– Его королевское высочество принц Конрадин желает видеть синьорину Беатрис…
Итальянец молча поклонился принцу и отошел в сторону, пропуская Конрадина к дверям комнаты. Принц открыл дверь – петли противно скрипнули. Он вошел в комнату и прикрыл за собой дверь, оставляя Рихарда и Джакомо охранять комнату снаружи.
Привыкнув к свету, ярко горевшему в комнате, Конрадин увидел красивую молодую девушку, сидевшую в кресле возле стола, накрытого всевозможными яствами, которые Джакомо сумел купить в гостинице и селении. Красота Беатрис так поразила Конрадина, что он несколько минут стоял, словно окаменевший, нелепо хлопая своими пушистыми ресницами.
Девушка встала и, низко поклонившись ему, тихим, но чрезвычайно мелодичным голосом произнесла:
– Да хранит вас Господь, ваше высочество…
Конрадин покраснел и ответил что-то невпопад, все еще смущаясь столь красивой девушки. Он был молод, но крайне неопытен во всем, что касалось общения с противоположным полом. Величавость и неземная красота Беатрис давали на его плечи и сжимали сердце, превращая юношу и неловкого и смущенного человека.
– Добрый вечер, синьорина Анибальди… – с трудом произнес он в ответ.
Она приветливо улыбнулась, обнажив ровные ряды белоснежных зубов. Ее пылающие красные губы, которым так шла улыбка, произнесли еще несколько вежливых приветствий, которые он не расслышал, утопая в ее бездонных глазах.
– Прошу вас присаживаться за стол, мой принц… – Беатрис мило колыхнула длинными и пушистыми ресницами. – Вы, должно быть, устали с дороги и проголодались? Нет ничего лучше, чем за приятным ужином обсудить все…
– Да-да, синьорина… – Конрадин смущенно потупил взор, неловко отодвинул стул и неуклюже сел на него.
Его рука потянулась к кувшину с вином, но девушка мило прикоснулась к его ладони и тихо сказала:
– Позвольте, мой принц, я сама поухаживаю за вами…
Он покраснел, сделавшись пунцовым от смущения и неловкости, промычал что-то невпопад и закивал головой. Беатрис поняла, что он попал под действие ее неотразимых чар красоты, улыбнулась и, разлив вино по кубкам, села напротив Конрадина. Свечи, горевшие в канделябрах, смешиваясь с переливчатым и мерцающим светом камина, выгодно освещали ее, делая просто неотразимой и обворожительной.