Захватчики из Центра
Шрифт:
Внутренняя дверь шлюза с лязгом закрылась, автоматически загорелся свет, резанув привыкшие к темноте глаза. Я лихорадочно заморгал, не в состоянии видеть, что творится вокруг. Высокие шерстистые гуманоиды остались в коридоре. Вместе с нами оказались двое тетраксов. Трудно отличить одного тетронца от другого, но один из них я поймал мой взгляд, и по его ответной реакции я понял, что он меня узнал.
— Тульяр? — спросил я, не будучи уверен, что это именно он.
По выражению лица тетронца нельзя судить об эмоциях, но его ответный взгляд красноречиво свидетельствовал, что я не ошибся. В нем читалось смущение, смешанное со страхом.
Внезапно зазвенели сигналы тревоги. Двое тетраксов со всей возможной торопливостью облачались в костюмы, звук тревоги
Я развернулся, чтобы поделиться снизошедшим на меня озарением с полковником, но она даже не смотрела в мою сторону. Она сосредоточенно изучала некий прибор, который мохнатые гуманоиды, прежде чем исчезнуть, прикрепили к ее запястью поверх пластиковой оболочки костюма. Как и все приборы, указующие "дорогу к дому", он был чрезвычайно прост. Это был допотопный компас с подвижной стрелкой, которая всегда смотрит в одном направлении, как его ни поверни. Но здесь, насколько я понял, стрелка смотрела отнюдь не на север.
Работа шлюза происходила в два этапа: сначала нормальный воздух заменялся на азот, а затем его вытесняла газовая смесь с улицы. Насосы работали быстро, но секунды тянулись бесконечно долго. Тревожные гудки были слышны даже в скафандрах, правда, приглушенно, как бы издалека. Я заметил, как Серн нервно поглядывал на свои пустые руки, явно жалея, что в них нет ничего, чем можно было бы отбиваться. Свой скафандр я уже задраил. Тетраксы сделали то же самое. Мы еще могли кое-как слышать друг друга, если кричать во весь голос, но возможность переброситься парой слов накоротке отпала сама собой. Я еще раз глянул в лицо Тульяру, стараясь угадать, что он чувствует, но глаза инопланетника были пусты и бесстрастны.
Когда наружная дверь наконец открылась, мы бросились в ее проем. Скорее, под защиту тумана и «деревьев»! Я молился, чтобы компас, который полковник из предосторожности прикрывала ладонью, привел нас в какое-нибудь нормальное место, а не в какой-нибудь забытый Богом уголок, где мы тихо скончаемся от удушья.
Сначала я предполагал, что у нас есть четыре-пять минут форы — это время полного цикла шлюзования. Но я упустил из виду, что шлюзов здесь было много и что неонеандертальцы запросто могли ввалиться в первый же попавшийся. Не прошло и двух минут, как дендрит слева от нас внезапно взорвался, разлетевшись на мелкие куски. В него попала одна-единственная пуля, но все тело этого растения, должно быть, было хрупко, как стекло. Не хватало только поймать на излете какой-нибудь острый осколок.
По мере того как мы углублялись в лес, инициатива проводника полностью перешла к полковнику, поскольку компас имелся только у нее. Сначала она тщательно обходила ветвистые кроны дендритов, унизанные огоньками всевозможных цветов и форм, но, задев несколько раз внешние веточки и убедившись, что они не причиняют вреда, петлять стала меньше. Однако броситься напрямую сквозь гущу кустарника по-прежнему не решалась. Колючки уже не казались такими страшными, хотя острые предметы представляли опасность для наших скафандров, и потому, прокладывая путь, мы прорубались сквозь ветви и кусты. Мысли об уроне, который наносили мы нежному квазикристаллическому лесу, меня удручали, но разрушения, причиняемые ему летевшими нам вдогонку пулями, были куда сильнее, поэтому ощущение вины поглощалось чувством злости.
Вокруг нас кружили планирующие насекомоподобные существа. В туманной полутьме они казались облаком поднятых вихрем старых листьев или колышущимся на ветру пламенем свечей. Когда очередной дендрит рушился, сраженный пулей, его огни не гасли сразу, словно кто-то повернул выключатель, а медленно умирали до полной темноты, поэтому оставляемый нами след постепенно превращался в серую полосу.
Я обрадовался, когда из разноцветного леса мы перешли в поле, где своим продвижением не могли уже проявлять столь очевидного вандализма. Но если иметь в
Летучих существ тоже было мало. Светлячки стали мельче, да и попадались реже, а "животный мир" состоял в основном из планирующих тварей размером с вытянутую руку, удивительно напоминавших сделанных из папиросной бумаги бабочек и воздушных змеев.
Теперь по нам стреляли реже — на глаза преследователям мы попадались нечасто, к тому же первый безумный раж у них прошел, и они начали экономить патроны. Серн в отличие от меня уделил им куда больше внимания и в конце концов подал знак, что их всего полдюжины. Но Сюзарма Лир несколько раз быстро выбросила пальцы руки, напоминая ему о возможности скорого прибытия подкрепления. Мы могли перекрикиваться сквозь пластиковую оболочку шлемов, но расслышать друг друга было крайне затруднительно, поэтому приходилось пользоваться особым языком жестов, типа того, каким пользуются для общения в вакууме. Я видел раздражение, с каким полковник выдирала ноги из трясины, и нетрудно было догадаться о его причине.
Если наши преследователи пустятся в погоню на машинах, то передвигаться им здесь будет значительно легче, чем нам.
К тому же наши проблемы осложнялись тем, что Тульяр со вторым тетронцем держались уже на пределе сил. Даже Финн оказался достаточно натренирован и быстр, но тетраксам физическая культура была чужда, а Тульяр вообще был просто городским обывателем, привыкшим к комфорту развитой цивилизации. Я заметил, как Сюзарма Лир уже не в первый раз задумчиво на них оглянулась, и мог представить, какие мысли шевелятся у нее в голове.
До какого предела должны мы рисковать собственными жизнями? Что с того, если они отстанут, заблудятся — компас-то в наших руках?
Моего совета она даже не спросила. Я ни на грош не верил в ее желание помочь им выбраться из этой передряги, но и за собой такого желания не замечал. И никто не мог меня осудить, что теперь я охладел в своих чувствах к тетраксам вообще и к Тульяру-994 в частности.
По прошествии часа наше положение нисколько не улучшилось. Стрельба прекратилась, но радоваться, что мы ушли от погони, тоже не было оснований. Бежать напролом изо всех сил мы прекратили, но за нами все еще оставался видимый след. Иногда серая топь становилась достаточно жидкой, чтобы скрыть следы сразу у нас за спиной; иногда она была твердой, как полистирен, и не оставляла отпечатков подошв; но в основном представляла из себя нечто среднее. Захватчики, очевидно, не имели опыта хождения по следу, но, чтобы разобраться, в каком направлении мы движемся, им не нужен был следопыт-профессионал.
К концу первого часа мы продолжали идти быстрым шагом. Тульяр и второй тетронец по-прежнему старались не отставать, хотя все признаки, что силы их на исходе, были налицо.
Я подумал, что шары не просто лежали на земле и тем более росли из нее, а были сгустками квази протоплазмы, пружинящей у нас под ногами, внутреннее тепло которой я ощущал даже сквозь ботинки. Казалось, что идем мы по гигантскому надувному матрасу мраморно-белого цвета, который почему-то вздувался через неравные промежутки гигантскими пузырями.