Закадычная соперница
Шрифт:
Голубева нанесла на волосы бальзам и осторожно смыла водой. Ну вот и все. Сейчас только уложить стрижку и можно в путь. Пока волосы, замотанные в полотенце, высыхали, она достала косметичку и накрасила ресницы и губы. Ее дежурный макияж. Глаза у Елены от природы были огромные, синие, как море, а губы пухлые и сексуальные, поэтому и особой «раскраски» ни тем, ни другим не требовалось. Закончив с макияжем, Голубева стянула с головы мокрое полотенце и выбросила его в корзину. Включила фен на самую большую скорость и принялась «делать затылок». Вообще-то у нее
– Я готова! – она вышла из ванной в одном полотенце на стройных бедрах. Виктор как раз что-то складывал в сумку, пока он возился, пока застегнул замок, и только после этого поднял на Елену глаза. И замер как вкопанный.
– Вещи собрал? – девушка кошачьей поступью подкралась ближе и уселась верхом на сумку.
– Собрал, – пролепетал мужчина.
– Тогда в путь! – скомандовала она и отправилась в другую комнату за одеждой, секс в ее планы сейчас не входил.
Глава 3
– Похоже, здесь жарковато, – Голубева капризно поморщилась. – Сейчас вспотею и начну пахнуть.
– Я тоже, – Виктор продолжал смеяться. – И ты сразу перестанешь замечать свой запах. Давай уже шубку и садись. Скоро взлетаем.
Еще немного повертевшись для вида, Елена, наконец, опустилась в кресло и «пристегнула ремни», как того настойчиво требовала горящая табличка.
– Внимание! – стюардесса принялась говорить обычную ерунду, а Лена уже нацепила наушники и закрыла глаза.
Спустя пару минут она почувствовала легкое головокружение и тошноту и поняла, что самолет, наконец, взлетает. Ремни она отстегнула, Елена вообще ненавидела все то, что мешает чувствовать себя комфортно. Зато глаза Голубева принципиально не открыла, ну что хорошего можно увидеть в иллюминатор несущегося на дикой скорости самолета? Оставшуюся внизу взлетную полосу да грязный городской аэропорт с серыми деревьями? Внезапно кто-то толкнул ее в спину, да с такой силой, что Голубева, не ожидавшая удара, сильно стукнулась головой о впереди стоящее кресло.
– Черт! – рявкнула она и рванула наушники. – Что за ерунда?
Открыла глаза и замерла. В салоне – крики, визги и даже мат. Самолет упрямо несется вперед, при этом чудовищно западая влево. Какие-то сумки, чемоданы и кульки посыпались на голову, и вот тогда Елена напугалась:
– Витя! Что случилось?
Мужчина сидел неподвижно, белый как смерть:
– Похоже, отлетело одно шасси.
– Пристегните ремни, не вставайте с места! – взвизгнула в микрофон невидимая стюардесса. – Положите голову на колени, уберите все колюще-режущие предметы как можно дальше от себя.
– И засуньте в рот паспорт, чтобы было легче опознать ваш труп! – огрызнулась Голубева, пытаясь дрожащими руками застегнуть ремень безопасности.
Самолет чудовищно болтало из стороны в сторону, какая-то женщина истошно визжала.
– Я люблю тебя, ласточка! – пробормотал Жданов. – Знай это!
– Прекрати! – захрипела Голубева. От волнения у нее внезапно прорезался бас. – Прекрати! Я тоже тебя люблю, все будет хоро…
Их снова затрясло, да с такой силой, что она прикусила язык и замолчала. Самолет болтало и качало в разные стороны; стало трудно дышать. Пот застилал глаза, сердце колотилось где-то в горле, Лена вспомнила свой сон накануне и поняла, что это конец.
И вдруг наступила тишина, такая чудовищная и звенящая, что Голубева напугалась ее даже больше, чем криков и паники. Потом она услышала чей-то громкий вздох и хороший такой, от души такой, трехэтажный мат.
– Ласточка! – Виктор погладил ее по абсолютно мокрой от пота спине. – Мы сели.
Голубева разогнула ноющую во всех местах спину, открыла глаза и уставилась на Виктора:
– На облако? Где твои крылья?
– Успокойся, уже все позади, – Витя расцеловал ее пылающие щеки и обнял за плечи, а Елена от ужаса больше не могла произнести ни слова.
Глава 4
– Напитки за счет компании, – официантка безразлично оглядела их с головы до ног. – Да, видок у вас еще тот, – бесцеремонно прокомментировала девушка.
– Витя, – не отрываясь от маленького зеркала, встроенного в крышечку компактной пудры, прошептала Голубева, – возьми у нее коньяк и попроси заткнуться, у меня нервы не железные.
Виктор смущенно крякнул и похлопал ее по руке:
– Ласточка, все позади.
Голубева, наконец, привела в порядок свое лицо, убрала пудру в сумочку и попыталась бодро улыбнуться, поймав себя на мысли, что со стороны ее улыбка скорее напоминает оскал психически больного человека:
– Давай выпьем, Витя!
Мужчина снова смутился, но быстро взял себя в руки. За это она его и любила. Несмотря на свой возраст, Жданов порой вел себя, как задорный мальчишка:
– Ласточка, за нас!
Голубева неприлично быстро опустошила содержимое пузатого бокала, даже не поморщилась и потянулась за новой порцией.
– У меня есть тост! Давай выпьем за то, чтобы снаряд дважды в одну воронку не падал!
Виктор озадаченно хмыкнул:
– Прости, дорогая, но я не понял. Не могла бы ты мне объяснить более подробно: нас ожидает еще одно падение? У меня от этого еще брюки не высохли!
И тогда они начали смеяться. Как сумасшедшие. Голубева согнулась пополам, слезы потекли по щекам, а остановиться она не могла, хотя чувствовала, что тушь уже предательски щиплет глаза.
– Прекрати, – наконец простонала девушка, вдоволь насмеявшись. – У меня уже нет сил оттирать щеки от туши!
Виктор с трудом, но все-таки успокоился и взял ее за руку:
– Ты знаешь, родная, наверное, только сегодня, в этом гребаном самолете, я понял, насколько я тебя люблю. И неважно, есть ли у нас штампик в паспорте или пока нет, с этой минуты я хочу называть тебя своей женой.