Закат цвета фламинго

Мельникова Ирина Александровна

Вероятно, и на этот раз Айдына проехала бы мимо, тем более ее и Когдея скрывали кусты, но тут она заметила Ирбека. Шаман спускался к ручью с противоположного откоса и так спешил, что поскользнулся и упал, преодолев остаток пути на спине. Бырген, услышав шум, поднял голову. Выглядел он крайне испуганно. Присев на корточки, как заяц, он озирался по сторонам, но, увидев шамана, успокоился.

– Тихо! – Ирбек тоже огляделся вокруг.

Знал бы он, что Айдына не только Когдею приказала лечь, но и сама устроилась в кустах, осторожно оборвав листья на уровне глаз! Очень уж хотелось ей узнать, почему Ирбек и Бырген предпочли встретиться вдали от людских глаз и ушей.

– Ай, Ирбек, на солнце не могу смотреть, –

пожаловался Бырген и потер красные, гноящиеся веки. – Глаза песком занесло, лошадь вчера пала. Шибко скакал, чтоб Теркен-бега обогнать, но не успел.

Услышав имя отца, Айдына напряглась и вся превратилась в слух.

Ирбек смерил помощника настороженным взглядом и сел на траву, подогнув под себя ноги. Бырген устроился рядом.

– Говори, что за вести принес, – приказал шаман.

– Худые вести, – вздохнул Бырген и закашлялся. – Разбили орысы ойратов, и алтысарцев побили, и модоров, и алтырцев, и езсерцев. Разбежались все по улусам, притаились. Только не быть той победе, если б Эпчей-бег не взял сторону орысов. Из засады ударила его дружина. Многих кыргызов положили, и калмаков немерено!

– Теркен-бег встречался с Эпчеем? – быстро спросил Ирбек.

– Встречался, – кивнул Бырген, – сразу после боя. О чем разговор вели, не ведаю. Близко к юрте не посмел подойти. Но знаю, Теркен-бег за битвой с горы наблюдал, а два его воина ранены. Как это случилось, мне тоже неведомо.

– Дед мой, – поднял глаза к небу Ирбек, – да будет милость богов над ним, говаривал: «Не стоит бояться того, кто думает лишь о своем бездонном брюхе». Скажи, много ли едят орысы?

– Помногу, если еды в достатке, но и малым довольны без ропота. Горькое вино, что пьют ковшами, настаивают для крепости на волчьей желчи. Сильны и – ух! – как звери страшны. Волосы дремучие по всему лицу растут, одни глаза видны. У одного орыса борода длиннее, чем хвост ирбиса, и гуще, чем трава под ногами. Он ее за пояс затыкает, чтобы ветром не растрепало. А ругаться или смеяться начнут, листья с деревьев летят, и зверь со страху прячется в нору. Видел я, как один орыс копьем дерево проткнул, а другой – взмахом меча голову быку снес.

Тут Айдына едва не вывалилась из кустов. Неужто Бырген и впрямь видел орысов близко? Отчего ж тогда жив остался, если они так страшны и опасны?

Девочка подползла ближе. Слова Ончас совпадали с рассказом Быргена. Видно, не обманули ее духи.

– Топоры у них острые, острее не бывает, – продолжал свой рассказ Бырген. – Мечи и сабли из лучшего молата, и копья – короткие и длинные, и кистени железные медвежью голову разбивают, как орех. Есть у них палки громовые – большие и малые. Из них огонь, дым и смерть с грохотом вылетают. Ни заговором, ни пансырем невозможно защититься от тех палок железных. Поклоняются они доскам с ликами их богов. Лики тех богов черны, и взгляд их страшен. А над нашими богами смеются, обычаев наших не признают, а тех, кто против веры орысов, в воду окунают. Их шаман над ними крестом деревянным машет, а затем такой же крест, только малый, на шею надевают. После того кыргызу никак нельзя своих богов почитать. Бог орысов силен, кто ему неугоден, огнем пожжет.

Ирбек закрыл глаза и тихо сказал:

– Давно в стране Хырхыс жертву хану Эрлику не приносили. Рассердился он на черноголовых людей, мстит, насылает свое войско.

Шаман поднялся на ноги, сверху вниз посмотрел на Быргена:

– К ночи мне шалаш построй на священной горе. Камлать буду.

Страшновато было Айдыне красться по тайге вслед за шаманом и его помощником. Но любопытство победило. Когдея она оставила пастись в распадке у подножия горы. Ирбек и Бырген поднимались по тропе, о чем-то тихо переговариваясь. Айдына пробиралась по откосу, не оставая ни на шаг, и старалась не греметь камнями. Она умела ходить осторожно,

и все ж не заметила сухой сучок, который под ее сапогом треснул так, что всполошилась кедровка. Противная птица заорала не своим голосом, снялась с дерева и понеслась сквозь чащу, будоража скрипучими воплями все живое вокруг.

Ирбек и Бырген остановились как вкопанные, обнажили ножи и некоторое время настороженно вглядывались в чащобу. Айдына затаилась среди камней, проклиная свой порыв проследить за шаманом и его помощником. Ведь если ее обнаружат, неприятностей не оберешься. За нарушение обета ее могли изгнать из улуса, не посчитавшись с тем, что она дочь бега.

Но мужчины успокоились и пошли дальше вверх по горе. Вскоре они очутились возле деревянного сооружения – несколько кольев стояло вкруг с наклоном друг к другу, связанные поверху арканом. Это и был остов шалаша, который Бырген сноровисто и быстро накрыл шкурами.

Теперь уж Айдына и вовсе не могла покинуть свой пост. Здесь, на вершине, всегда гулял ветерок, разгонявший кусачую мошкару, иначе ей не поздоровилось бы. Она легла на камни, хранившие солнечное тепло, и долго наблюдала за возней Ирбека и Быргена на поляне возле шалаша. И не заметила, как задремала.

Разбудил ее резкий звук – то ли скрежет железный, то ли лязг. Айдына в недоумении открыла глаза. Однако долго она спала. На поляне уже горел костер, разгоняя наползавшие со всех сторон ночные тени. Огонь трещал и плевался искрами, которые столбом поднимались к небу, где показались первые звезды. На траве, камнях, листве выступила вечерняя роса, и девочка почувствовала, что продрогла. Она сжалась в комочек, жалея, что не оделась теплее. Но кто знал, что ночь застанет ее на вершине Изылтах?

Костер разгорался все сильнее и сильнее, хотя Бырген уже не подбрасывал сухие ветки, а лязг, разбудивший Айдыну, перерос в звон бубенцов. Казалось, где-то поблизости бродит табун. И это немного успокоило Айдыну. Тут из шалаша появился Ирбек. Его одежда из шкуры сохатого – длинная рубаха и штаны – была увешана железными бляхами, колокольцами и бубенцами, которые громко звякали, бренчали, бряцали друг о друга при каждом шаге шамана. Почему-то ночью они звучали громче, чем днем. Голову шамана венчала шапка с множеством орлиных перьев, а впереди, словно рога, торчали два длинных черных пера. Лицо Ирбека полностью скрывала бахрома из разноцветных лент. Сквозь нее хорошо видны огонь и духи, а вот люди совсем не видны.

Айдына очень удивилась, когда увидела, что Ирбек вышел на поляну с черным бубном. Вот почему он решил камлать в одиночку. Сегодня он будет встречаться с божествами Нижнего мира, а это чревато для обитателей Среднего мира. Можно даже поплатиться жизнью за излишнее любопытство.

Девочке стало страшно. Мало того, что она полезла на Изылтах против обычаев своего рода, – ими она и раньше пренебрегала, но, вдобавок ко всем неприятностям, оказалась свидетелем тайного камлания. Одно успокаивало: шаман ее до сих пор не услышал и не увидел, несмотря на обилие ушей и глаз, нарисованных на перьях. Так, может, его проныры-тёси тоже ее не заметят?

Бырген вынес из шалаша пиалу с горячей водой – над ней поднимался пар, поднес ее Ирбеку. Шаман выудил один за другим из пиалы три черных ошметка, Айдына не разглядела, что это, и, медленно разжевав, съел. А затем обрызгал оставшейся водой бубен, колотушку, плеснул в огонь. И тут она поняла, что сделал Ирбек. Прав был Киркей, когда называл Ирбека черным шаманом. Только черные шаманы жуют мухоморы, чтобы встретиться со злыми духами. Именно тогда, когда хотят наслать порчу или мор на людей и животных, вызвать духов болезней, послать лесной или степной пал. Но что задумал Ирбек? Что его заставило обратиться к нечистой силе? Размышляя, Айдына не забывала следить за шаманом, но вот когда исчез Бырген, проглядела.