Закат империй
Шрифт:
Синтез прошел успешно.
Халлетон был еще на шаг ближе к берегу Рассвета.
Он с торжеством выхватил большую колбу с желтовато-прозрачной, густой и тяжелой жидкостью из зажимов. И ликующе, с эффектным стуком поставил ее на металлический стол.
Мгновенная химикомеханическая эксплозия, эквивалентная выбросу Силы в сто девяносто три и восемь десятых килонерваля, была для него неожиданностью. Но изумиться или испугаться он не успел.
Едва мерцающий после ухода августалов силовой экран не выдержал такой нагрузки. Облако пыли
Немногочисленные горожане, повернувшие головы на грохот, не удивились. Они решили, что сегодня так надо.
Вдоль южной границы Ротоны двигались три фургона. Каждый был запряжен шестеркой лошадей, и в каждом было по две дюжины людей. Люди неподвижно лежали вповалку на жестких днищах, и казались спящими. А может быть, и мертвыми.
Первым фургоном правил серокожий островитянин, мурлыкающий себе под нос веселую песенку. Песенка была совершенно детская, смешная и глупая. Островитянин допевал ее до конца и снова начинал с первой строчки.
На козлах второго фургона полулежал рассеянный сенеец. Резко очерченные изгибы ноздрей, роскошные узкие брови вразлет делали его похожими на фрески времен Переселения. За дорогой сенеец не следил вовсе, вожжи были примотаны к странному парящему в воздухе предмету, из которого торчал стебелек с одиноким грустным глазом. Глаз внимательно наблюдал за передним фургоном. Иногда весь предмет странно подергивался в воздухе, то кренясь, то выравниваясь. Лошади стеснительно косились на него, но вожжей слушались.
Третий фургон вели двое. Очень красивый черноволосый гетмендиец, совсем молодой, с аристократически бледной кожей, и полупрозрачный призрак. Призраку было стыдно. Он отворачивался и мерцал. Гетмендиец орал на него, то и дело забывая, что в руках у него вожжи. Лошади нервничали и шарахались в стороны. Из-за этого фургон шел тряско и неровно.
— …любой кретин! — орал гетмендиец. — Это скрытая мания, что ли? Копрофилия, очевидно? Пока с тобой не связался, декшасс, я вообще о таком не слышал!
— Альрихт, — убедительно шуршал призрак, — не горячись. Задача была поставлена как? Уничтожить шатер? Задача выполнена, шатер уничтожен. Даже вместе с холмом.
— Мать твою, Номатэ! Ты лучше заткнись, а то я тебя развею на хрен! Поднять на воздух гору дерьма — это мы умеем! Кактус в дерьме вырастить — это мы можем! Декшасс, сколько Силы угрохали, а толку? Такие экраны пробили, а смысл?
— О! — призрак повернулся к Альрихту. — Экраны. Ты хочешь сказать, что я должен был потратить еще в два раза больше Силы, чтобы просочиться сквозь экраны и установить, где у них тот холм, а где у них этот холм? И сделать это так, чтоб никто не заметил? Ты лагерь видел?
— Видел!
— Ты на шатер смотрел?
— Вместе с тобой, дураком!
— Ты сказал: грохнуть шатер? Твои слова?
— Ну, мои, — недовольно сказал Альрихт.
— Так что ж ты, я извиняюсь, дерьмом меня поливаешь десятый день? Даже одиннадцатый! Успокойся уже наконец!
— Ну мне же обидно!
— А мне, думаешь, не обидно? Ты скажи спасибо, что я хвост сбросил!
— Спасибо я тебе уже говорил, — снова возбудился Альрихт. — Идиот, честное слово, идиот! Сначала наследил так, что на следующий день по хвосту возом проехать можно, а потом начинает его сбрасывать! Нет, ну идиот! Ты молчи лучше.
— Между прочим, по хвосту шел не кто-нибудь, а Димаш, — обиженно сказал призрак. — Тут все равно пришлось бы сбрасывать, сколько бы я не наследил. Димаш по ментальному запаху идет, будто пес, а не человек.
В воздухе перед ними появился фантом сенейца. Фантом дружелюбно улыбался.
— Алька, — сказал он, — хорош орать. Спать мешаешь. Ты лучше в управлении тренируйся.
— Я уже тренировался, — мрачно сказал Альрихт. — По синхронным движениям. Вроде лучше получается.
— Получается у тебя неплохо, — авторитетно сказал сенеец, — только зачем тебе эти синхронные движения? От них проку ноль, верь мне. Кто вчера Нервалю чуть глаз ложкой не выбил?
— А кто его посадил криво? У всех там рот, а у него там глаз?
— А кто должен был посмотреть изнутри, где у него рот? Я даже больше скажу: я должен смотреть, где у тебя твой двадцать пятый рот?
— Ладно, отвянь, — грустно сказал Альрихт.
— Тогда давай в альянс сбацаем, — азартно предложил сенеец. — Не сходя с места, двадцаточку?
— Ну, давай, — равнодушно сказал Альрихт. — Клосс!
— Здесь я, — сказал возникший слева от сенейца фантом островитянина. — Что случилось?
— Сдавай, — сказал сенеец, эвоцируя призрак колоды. — Двадцаточку.
— Не надоело? — хмыкнул островитянин, принимая колоду и начиная тасовать. Карты взлетали в воздух, хаотично кружились вокруг фургона и возвращались обратно, укладываясь в ровные ряды. — О, ты опять эфирного крапа наставил! Ирка, убери, сучья мать!
— Ну его же все видят! — с невинной рожей сказал сенеец.
— Все равно убери! Играть же неинтересно!
Сенеец со вздохом произвел несколько пассов.
Карты разлетелись на четыре кучки. Каждый сгреб свою. В руках Альрихта карты наливались цветом и становились плотными.
— Открою в жезлах, — сказал сенеец.
— Хм… приму в щитах, — задумчиво сказал призрак.
— Комплот, — ехидно сказал Альрихт.
— Себе я сдавать не умею, руки кривые, — сказал островитянин. — Мимо.
— Отдал в щитах, — вздохнул сенеец.
— Сразу простая, — призрак приготовил карту.
— Комплот, — повторил Альрихт еще ехиднее.
— Альянс на простую, — сказал островитянин. — Имей в виду, Тоси, он лыбится. Значит, заныкал крытого пажа. Или как раз у него пусто, тогда Ирка с пакостью засел.