Закат Пятого Солнца
Шрифт:
А у подножия лестницы уже ждала группа жрецов, гостеприимными жестами предлагая гостям подниматься. У Фернана помимо воли перехватило дыхание. Он до сих пор лишь несколько раз бывал на вершинах пирамид: дважды вместе с Себастьяном на Юкатане и недавно, когда с соратниками свергал идолов в Семпоале. Именно по этой лестнице шли также и люди, чьей участью было принесение в жертву. Фернан подумал, что Педро прав — конкистадоров всего пятнадцать человек. На верхней площадке запросто могли скрываться две-три сотни ацтекских воинов.
Испанцы ждали решения своего генерал-капитана.
— Если мы сейчас проявим хотя бы малейшую слабость, то индейцы церемониться не станут, — негромко произнес Эрнан Кортес. — Нас быстренько уложат на алтари. Местные жители должны видеть, что мы абсолютно уверены в себе. Пускай думают, что нас ничем нельзя испугать. Пускай они нас боятся, а не мы их! Мы поднимаемся наверх!
Кортес не подал виду, что барельеф его устрашил. Он отошел, как будто просто устав рассматривать скульптуру, и первым двинулся в сторону лестницы. Кортес величественным жестом отстранил жрецов, которые хотели взять его под руки, чтобы помочь взойти наверх, и решительно двинулся по ступеням. Фернан чуть не схватился за меч, когда индейцы попытались поддержать генерал-капитана под локти — точно таким же жестом они укладывали людей на жертвенный камень. Гонсалес неоднократно видел это еще в те времена, когда жил пленником у майя. Восхождение оказалось непростым. Ступени были очень крутыми. Под конец лестница взмывала вверх почти отвесно.
Наконец-то конкистадоры оказались на обширной площадке. Прямо перед ними лежал камень со свежими следами крови. По обе стороны от алтаря стояло шесть каменных истуканов. В застывших ладонях они сжимали древки длинных пестрых флагов, развевавшихся на ветру. Чуть дальше от этих знаменосцев стоял идол. Огромный, в полтора раза выше рослого Альварадо, с искаженными чертами лица, которое мало походило на человеческое, напоминая то ли морду крокодила, то ли и вовсе какого-то демона.
На дальнем конце площадки возвышалось два храма. Находящийся слева блистал белой и синей краской. Над ним, зрительно увеличивая высоту постройки, возвышался ярко-голубой гребень, украшенный вырезанными из камня белоснежными морскими ракушками.
— Это храм бога Тлалока, повелителя воды и дождя, — еле слышно прошептала Кортесу Марина, прижавшись к плечу испанца.
Девушка выглядела весьма испуганной. Лишь теперь Кортес, помня о том, какую отвагу демонстрировала его советчица во время длительного похода, в полной мере осознал, какой трепет вызывают в индейцах местные грозные и кровожадные боги. И даже их святилища.
Справа же стояло багрово-красное здание, украшенное барельефами из белых черепов и пестрых бабочек. Черепа сурово глядели на стоящих перед ними людей пустыми глазницами и щерили крупные белые зубы. Их соседство с прекрасными разноцветными мотыльками казалось совершенно неуместным. Впрочем, Эрнан Кортес именно по украшениям понял, кому посвящен храм. Марина когда-то говорила ему, что одним из символов Уицилопочтли была бабочка. Подтверждая его догадку, девушка прошептала:
— Это святилище великого Уицилопочтли, покровителя ацтеков, бога солнца и войны. Именно Уицилопочтли когда-то привел ацтеков к такому процветанию. Именно он велит им идти в походы и дарует победу.
Произнося эти слова, Марина совсем сникла. Она круглыми от волнения глазами смотрела на красный храм. Оттуда в эту секунду как раз вышел Монтесума. Обменявшись приветствиями, император сказал:
— Узри, Малинче. Вот он, этот великий город, прекраснейший из всех, которые ты мог бы увидеть в целом мире.
Отсюда действительно открывалась великолепная панорама. Пирамида господствовала над Теночтитланом, и столица была видна как на ладони. Конкистадоры не могли оторвать глаз от этой картины. Во все стороны тянулись бесконечные ряды домов — высоких каменных строений, возведенных с большим искусством. Некоторые блистали белоснежной штукатуркой, другие были окрашены в синие, красные, желтые цвета. На фоне обычных построек выделялись огромные дворцы и пирамиды. Ацтеки очень любили сады. Деревья и цветы росли чуть ли не возле каждого дома. По широким улицам ходил народ, спешащий по своим делам. На базарных площадях кипела бойкая торговля. Теночтитлан был весь пронизан каналами, по которым сновали многочисленные лодки. Чуть дальше угадывались окраины, и весь город в итоге окружали воды озера Тескоко. На север, юг и запад уходили насыпные дамбы, связывающие столицу с сушей. Вдоль западной дамбы шел длинный акведук, доставляющий с гор воду.
Испанцы смотрели долго. В головах у них возникала одна и та же мысль. Как можно надеяться покорить столь огромный город? Теночтитлан оказался больше Севильи или Барселоны, больше Рима или Неаполя. Сколько здесь жителей? Двести тысяч? Триста? Весь отряд конкистадоров с комфортом уместился в одном-единственном дворце, а ведь здесь их десятки. Невдалеке виднелся зверинец, открытый для потехи зевак. Точно так же и сами испанцы были здесь не более чем диковинкой. Каждый из солдат Кортеса задавался простым вопросом: долго ли еще повелитель ацтеков будет забавляться их присутствием перед тем, как соизволит расправиться?
Монтесума с нескрываемой гордостью смотрел на свою столицу. Кортес хранил молчание, обдумывая этот поступок императора. Если это задумывалось как демонстрация силы, то она оказалась успешной. Теперь вполне понятно, почему именно Теночтитлан является доминирующей силой в этих землях. Кто бы мог сравниться с ацтеками в мощи? Лишь сейчас генерал-капитан оценил совет многочисленных индейцев, которые по пути неоднократно предостерегали его, говоря, что из Теночтитлана невозможно уйти по своей воле.
— Уэй-тлатоани, позволишь ли ты нам узреть изображения ваших богов? — спросил Кортес.
Немного поколебавшись, Монтесума повел испанцев за собой. Эрнан Кортес шел, поневоле затаив дыхание. Он по праву считался очень храбрым человеком, но здесь даже у него мороз прошел по коже. Вхождение в языческий храм было подобно шагу в гости к дьяволу. Стены и пол внутри чернели от запекшейся крови. Вонь стояла такая, что даже опытного солдата, не понаслышке знакомого с этим запахом, начинало тошнить. Здесь, освещенные тусклым заревом светильников, стояли две огромные статуи. Высокие, непомерно раздутые, со свирепыми зубастыми мордами, со сверкающими глазами. Кортес, стараясь дышать ртом, чтобы не ощущать смрада, взялся за рукоять меча. Перед ним настоящие врата в преисподнюю, уж в этом он не сомневался. Чего хорошего можно ждать от людей, которые поклоняются таким тварям?! Да и люди ли это вообще?
Судя по лицам, остальных конкистадоров окружали схожие думы. В глазах испанцев идолы выглядели ужасно. На телах их застыли каменные змеи, на животах проступали скалящиеся черепа, на плечах сидели уродливые гранитные карлики со страшными лицами, опустив вниз длинные извивающиеся хвосты. В руках статуи держали оружие: луки, стрелы, щиты. И все это было безмерно украшено драгоценностями. Ограненные изумруды и сапфиры соседствовали с жемчугом и нефритом, золотые пластины сменялись серебряными. Присмотревшись, Эрнан Кортес понял, что глаза сверкают, поскольку сделаны из отполированных кусков обсидиана. На идолах были настоящие мозаики — закрепленные какой-то штукатуркой рубины образовывали кровоточащие сердца.