Закат Пятого Солнца
Шрифт:
Себастьян видел, что его молодой друг находится на грани помешательства. Фернан смотрел вокруг остекленевшим взглядом, почти не разговаривал, только во сне бормотал что-то неразборчивое. Сражался с остервенением, но в моменты отдыха тут же валился на каменные плиты без сил.
Фернан не делился с товарищем своими догадками касательно золотого истукана, но Риос и так понимал всю бездну отчаяния Гонсалеса. Ситуация казалась безвыходной. Даже опытный и закаленный ветеран мог пасть духом. А Фернан все же не был таким ветераном.
«Да, похоже, отсюда нам уже не вырваться, — угрюмо думал Себастьян. — Мы столько раз спасались буквально чудом. Мы не оказались на алтарях Тлашкалы, избежали жертвенников Чолулы. И все это для того, чтобы в скором времени взойти на вершину великой пирамиды Теночтитлана. Пожалуй, пришла пора мечтать не о жизни, а о том, чтобы умереть так, как подобает воинам. Нужно попытаться уйти из города. Лучше уж погибнуть в бою, чем отдать свои сердца чудовищным богам ацтеков!»
Риос буквально ни на минуту не отходил от Фернана. Мало ли что учудит юноша, доведенный до такого состояния. Они сражались на стене вместе, так что следить за другом оказалось несложно. Не хватало еще, чтобы Гонсалес, изъеденный тревогой, прыгнул вниз, в толпу врагов, стремясь найти покой в смерти.
«Хотя, на несколько дней раньше или позже, — размышлял Себастьян. — Не так уж велика разница. Кажется, итог нас всех ждет один…»
Эрнан Кортес в эти дни тоже не вспоминал об отдыхе. Захлопнулась та ловушка, которой он опасался в каждом крупном городе. И теперь генерал-капитан прикладывал все силы для спасения своих людей. Кортес контролировал часовых по периметру дворца, следил за распределением провизии, лично возглавлял тушение все новых и новых пожаров. Во главе небольшого резервного отряда сам вступал в бой там, где испанцам приходилось особенно тяжело. А в краткие минуты затишья отчаянно пытался найти выход. И с полной ясностью понимал, что надеяться можно только на чудо. Примириться с ацтеками уже не удастся, а пробиться с боем тем более не получится — силы уж слишком неравны.
Генерал-капитан даже находил время навестить Монтесуму. Император балансировал между тяжелым беспокойным сном, который не нес ему облегчения, и черной меланхолией в минуты бодрствования. В глазах уэй-тлатоани Эрнан Кортес не видел даже отблеска надежды. Казалось, что Монтесума смотрит уже за грань мира живых. Что он там видел? Причудливый, яростный, пестрый рай богов своей родины? Христианский ад? Или только черную пустоту? Кортес не решался спрашивать. Он бы вообще предпочел, чтобы повелитель ацтеков перестал блуждать в лабиринте своих скорбных дум и обратился мыслями к событиям, происходящим в столице империи. Но Монтесума был чересчур слаб, и генерал-капитан не смел его тревожить.
Но, что беспокоило Кортеса гораздо сильнее, надежды он не обнаруживал и во взорах подчиненных. Почти на каждом лице читалась одна только усталость. У испанцев и тлашкаланцев, слишком измученных дальними переходами и бесконечными штурмами, не оставалось сил даже гневаться или предаваться отчаянию. И предел их выносливости был где-то уже совсем недалеко. В глазах Хуана Веласкеса плескался страх и чувство вины. Кортес понимал — Хуан переживает за жизнь своей жены. Не иначе, корит себя за то, что все же не успел отослать ее в Тлашкалу. Только Педро де Альварадо все еще храбрился, подбадривал окружающих и строил планы решительного прорыва вражеского оцепления. Но надолго ли хватит его запала?
На четвертый день после ранения императора наступательный пыл ацтеков несколько угас. Испанцы получили столь необходимую передышку. Фернан, почти не веря своему счастью, вышел за пределы тесного мирка, но то, что ждало его снаружи, оказалось катастрофой. Монтесума умер…
36. "Ночь Печали"
Новость о смерти императора повергла конкистадоров в настоящее уныние. Кое-кто, тот же Веласкес де Леон, искренне скорбел о Монтесуме. Остальные же понимали, что теперь о примирении с индейцами даже речи не идет. Фернана эта весть тоже опечалила. Монтесума был выдающимся человеком. Мудрым, дальновидным, весьма обходительным. Странно, что в то же время повелитель ацтеков продолжал костенеть в самом дремучем и кровавом язычестве. Человеческие жертвоприношения и людоедство — как такое могло сочетаться с величием? Гонсалес не мог этого понять.
Император умирал медленно. Надломленный несчастьями, свалившимися на него, израненный своими же подданными, лишенный власти и почитания, он утратил интерес к жизни и постепенно угас. Тело его вернули ацтекам для погребения. У них эта новость сначала вызвала настоящий траур. Но попытки Кортеса начать переговоры получили самый серьезный отпор. Скорбь быстро переросла в ненависть. Новые волны штурмующих не давали никакой надежды на перемирие. Всех испанцев ждала гибель. Если не в бою, то от истощения и голода — провизии почти не оставалось.
Конкистадоры предприняли очередную вылазку. Пять сотен солдат с боем прорвались к ближайшей дамбе и обнаружили, что уйти из города нельзя — мосты уничтожены. Испанцы оказались заперты в Теночтитлане. Припасы таяли, так же, как и силы осажденных. Запугать индейцев огромными потерями было невозможно. Тлашкаланцы уверяли, что в эти дни в столицу стягиваются гарнизоны отдаленных ацтекских крепостей, увеличивая и без того гигантскую армию. О победе над индейцами уже никто не думал.
Кортес приказал готовиться к ночному отступлению. Вот и пришло время навестить сказочную сокровищницу, обнаруженную когда-то в потайной комнате. У солдат Нарваэса глаза на лоб полезли. Никто из них не мог и вообразить такой клад! На полу блестели в свете факелов одинаковые золотые слитки — королевская доля. Всего лишь пятая часть от всех богатств, но даже она была огромна. Десяток лошадей и почти сотня носильщиков-индейцев понадобилась для ее переноски. В помещении оставалась настоящая гора драгоценностей: золотые и серебряные цепи, браслеты, подвески, посуда. Фигурки животных и птиц, слитки и просто крупные самородки. Украшения сверкали инкрустацией из нефрита, рубинов и изумрудов. Судьба насмешлива — испанцам было не под силу унести такой груз.
После того, как королевскую пятину погрузили, Кортес махнул рукой — берите, кто сколько сможет! Многих и в самом деле ослепила алчность. Солдаты лихорадочно принялись хватать украшения, стараясь набрать как можно больше. Они обвешивались сумками и мешками с золотом, вешали на шею по пять-шесть массивных ожерелий, сыпали драгоценности за шиворот, в сапоги, цепляли блестящие побрякушки к поясам.
— Они так не то что бежать, они даже ползти будут с трудом, — обеспокоенно поделился мыслями Фернан. — Того и гляди, под таким весом провалится первый же мост.
Гонсалес несколько стряхнул с себя оцепенение. Теперь, когда впереди забрезжил хотя бы призрачный шанс на спасение, Фернан снова поверил, что все еще обойдется. Нужно просто собраться с силами, вырваться из Теночтитлана и пережить эту ночь! Если рассвет застанет испанцев за пределами столицы, то можно надеяться на то, что гибель пока не грозит.
Себастьян к этому времени успел и сам немного обогатиться. Тяжелая цепь легла ему на грудь, а в неизменную сумку перекочевало с десяток украшений поменьше. Но, будучи опытным солдатом, он особо не усердствовал, понимал, что тяжкая ноша золота быстро утащит на тот свет.