Закат
Шрифт:
— Где Ро? — спросил он в толпу.
Никто не ответил.
***
Они обошли всю деревню, но так и не нашли ни Ро, ни рыцарей. Закат взялся обыскивать обугленную избу, с поднимающейся в груди яростью понимая — пожар не был случайностью. Нашлась на обгоревшей кухне подозрительная палка, верней, кусочки угля, лежащие там, где не должны были, и Закат был почти уверен, что нашел остов факела. Но все равно письмо, обнаруженное на полатях, где спала Ро, ударило обухом в висок.
«Девушка, называющая себя Ро, обвиняется в неподчинении законным требованиям Света. Она взята под стражу и будет переправлена в Цитадель, что стоит в городе Светокамне, столице Светлого королевства, на месте старого дворца.
Если ты, Темный властелин, желаешь, то можешь обменять ее жизнь на свою. Для этого ты должен явиться к Цитадели один, не поздней шестого дня шестого месяца. Однако даже тогда не рассчитывай на снисхождение.
Ибо свет всегда побеждает тьму.»
Он читал, выйдя во двор, при свете лучины. Молча отдал бумагу Горляне, которая, одна из немногих грамотных, сбиваясь, начала читать вслух. К концу письма вокруг собралась вся деревня — молчаливая, ошарашенная.
— Нет, ну это вообще ни в какие ворота, — Горляна растерянно опустила бумагу, затем уперла руки в бока, оглянулась, убеждаясь в поддержке. — Рыцари, что хуже татей ночных! Дом подожгли, девушку увели! Мы что же, это стерпим?
Люди зашумели. Усердствовали бывшие разбойники, многим обязанные своей атаманше, сердито кричали женщины, которые вместе с Ро пряли нитки и шили одежду:
— Надо отрядить нескольких смельчаков, целый отряд!
— С посевом мы справимся сами, но не должно же так оставлять!
Закат, обессиленно привалившись к почерневшей стене, смотрел на Залесье. Залесье собиралось умирать. За Ро, недавно приведшую банду разбойников к их порогу? За него, чья жизнь была назначена ей выкупом?
Он отступил в тень соседней избы, которой не коснулся огонь. Он надеялся, что его уход не заметят, во всяком случае не сейчас. Вот уже скрылась из виду толпа, проснувшаяся по зову пожара и теперь обсуждающая, как именно они пойдут осаждать Цитадель. Закат перелез через плетень, стараясь не шуметь, выбрался на деревенскую улицу, пошел в сторону дороги. Он даже не стал собирать вещи — это бы слишком его задержало.
Однако уйти незамеченным не вышло. У последнего плетня его ждал, неведомо как обогнав, Медведь. Закат прошел мимо, склонив голову. Его окликнули:
— Что, решил сам?
Закат кивнул, посмотрел старосте в глаза. Попросил:
— Не пытайся остановить меня. Пожалуйста.
Ему не хотелось драться. Не с Медведем. Да и просто — не за свое право умереть. Ему и без того не слишком легко далось это решение.
Медведь, однако, только головой покачал. Расцепил будто намертво сросшиеся на груди руки, обхватил Заката, притиснул к себе, сжал до хруста.
— Твое право. Что я сделать могу, — отпустил. Накинул ему на плечи плащ, распустил узел пояса, подал вместе с мечом в ножнах. Тем самым, с которым когда-то вышел против Темного властелина. — Возьми железку-то. Не с голыми же кулаками против них выступать.
— Нет, — Закат шагнул назад, убрал за спину руки, чтобы даже мысли не появилось принять клинок. — Это бесполезно. Пусть лучше все будет честно.
Староста только на землю сплюнул, опустил протянутый меч. Отвел глаза, уставившись на дальний лес. Закат тихо ступил на тропу за частоколом. Сзади донеслось глухое:
— Удачи.
Закат выдохнул облегченно. Хорошо, что он не предложил идти вместе. Это было правильно. У Медведя деревня. Закату хватило бы сил отказаться, но делать это все равно не хотелось.
Поле, в котором лежал теперь прах Лужи, безмолвствовало. Это было естественно — еще даже сорняки из земли не проклюнулись, лес далеко, нечему шуметь. И все же Закату чудилась в этой тишине укоризна.
— Прости, Лужа, — не выдержав, попросил он. — Я защищаю Залесье так, как могу. В конце концов, я столько зла сделал за свои жизни, а всей платы были мгновения смерти. Это в чем-то честно — расплатиться окончательно, — он остановился посреди поля, подняв голову к небу, пытаясь убедить. — Все, что я хотел — получить обычную жизнь. Это все, что у меня есть сейчас. Разве не справедливо будет отдать ее за тех, кто стал мне дорог?
Тишина, только порыв ветра толкнул в грудь, растрепал волосы. Звезд не было видно, все затягивали низкие тучи. Проклюнулось на востоке солнце. Закат зашагал дальше.
Где бы ни была сейчас Лужа, ответить она не могла — или не хотела.
В конце концов, он и сам представлял, что бы она сказала. Вернее, как пригрозила бы его за уши оттаскать, словно глупого мальчишку.
И все равно казалось — лучше бы он ушел из деревни сразу. Лучше бы не задержался ни на день. Лучше бы, увидев, как они празднуют, прошел бы мимо.
Он знал, что не прав, но горькие мысли помимо воли проползали в голову, заполняли ее дымом пожара.
Он не мог перестать думать, что принес Залесью только горе.
***
О Дьяволе Закат подумал к полудню, когда ноги устали настолько, что пришлось сесть прямо у дороги, доковыляв только до более-менее сухого поваленного дерева. Может, меч ему и не был нужен для встречи с рыцарями, но сначала следовало до них добраться. И перед конем было неловко — забыл, не подумал, хотя вот уж кому в селе не было лучше, чем в замке Темного властелина.
Перед остальными стыдно не было. Закат был уверен, что если бы он сказал, что идет в Цитадель, хотя бы Пай, а то и Светозар увязались бы следом. И это в лучшем случае. Закат же очень не хотел, чтобы кто-нибудь снова рисковал из-за него.
Требовательно заурчал живот, намекая, что какие бы высокие материи не терзали его хозяина, а обед пропускать негоже. Закат только встал через силу, поежился, поджал по одной окоченевшие ноги. Побрел дальше. Он ушел, как был, в обгорелой рубашке, босой, благо еще, Медведь плащ дал. Даже котомку в дорогу не собрал, а лес такой ранней весной еды дать не мог, разве что коры пожевать.
Во второй раз отдыхать пришлось еще скорей. Хотелось пить, но снег сошел весь, так что найти воду стало проблемой. Закат, пройдя еще немного, заставил себя остановиться. Что бы он не думал сейчас, не было смысла умирать прямо здесь, да еще так глупо, по пути, просто от жажды. Он закрыл глаза, прислушиваясь к шороху леса, пытаясь разобрать плеск воды. Повернулся туда-сюда, словно флюгер, как учил во время ткачества Щука.
Открыл глаза, оттянул врезающиеся в горло завязки плаща. Пошел дальше.