Закат
Шрифт:
— Будет телега…
Шестая борозда оказалась уже слишком далеко, и Закат не разобрал слов. Повел плуг дальше — в конце концов, основной целью было поле вспахать, а не разговор подслушать. Староста и гонец отправились в деревню, к Закату снова подошел Щука:
— Ну чего? Видно, этот у нас останется, а дальше-то что?
— Ближе к весне приедут три рыцаря с телегой, — не стал скрывать услышанное Закат. — Наверное, с бревнами для стройки.
— Так и знал, что они нам всю пахоту испоганят, — повторил Щука, сплюнув в снег. — А если еще и приедут те доставучие, так хоть из дома беги.
Закат кивнул задумчиво. Щуке-то бежать вряд ли придется, а вот ему…
***
— И не думай, — заявила вечером Лужа, у которой непонятно каким образом собрался целый женский совет, только Горляны недоставало. — Здесь твой дом. Кто после меня за избой-то присмотрит?
— Если они узнают, кто я, в опасности будет вся деревня, а не один дом, — тихо отозвался Закат.
— В какой опасности-то, выдумщик? — еще сильней вскипятилась старуха. — Это может когда ты только пришел, бледный весь и серьезный, подозрительно было. А сейчас нормальный селянин, с какой стороны не посмотри!
— В одном он прав, — тихо вклинилась всегда молчаливая Крошка. — Свет может быть опасен для всей деревни. И не в Закате дело. Мы же, на самом деле, живем не по их законам, что бы там Светозар не говорил. Праздник будет третьего дня третьей луны, как мы его отмечать будем? Надо же чучело делать, жечь потом в поле…
— Как начало жатвы отмечали, — отмахнулась было Лужа, — рыцарь его проспал вообще!
— Это потому что рыцарь такой, — возразила Ежевичка. — Светозар вон ко мне приходил еще в самом начале, за отваром для спокойного сна. Спрашивал про травки мои, улыбался. Я тогда понять не могла, это он такой глупый и не догадывается, что у меня половина лекарств сказочная, по ихнему — колдовская, или мимо ушей пропускает. Сейчас понимаю — он вообще об этом не думал. Не подозревал нас ни в чем, не искал зла. А если кто захочет поискать — найдет наверняка.
Помолчали. Закат думал о том, что Светозар, рыцарь с куцыми усиками, вопросов и подозрений в первые дни вызывал не меньше гонца. Но хотя ему хотелось бы верить, что поодиночке все рыцари хорошие люди, цена ошибки была слишком высока.
— Зовут-то его как? — ворчливо спросила Лужа.
— Яросвет, — ответила Рыбка, успевшая по пути забежать к Горляне и узнать последние новости. — Мы спросили, теперь у всех рыцарей такие имена. В городах сплошные Лучезары, Солнцелики и Добронравы.
— Совсем с ума посходили, — развела руками старуха. — Если они и нас переименовываться заставят, вот будет потеха, запутаемся все напрочь…
— Вряд ли они так глупы, — вклинился все-таки Закат. Ему до сих пор было странно от подобных разговоров — от того, что кому-то кроме Темного властелина нужно было защищаться от света. — Зачем ломать то, что работает?
— Глупый ты, — фыркнула Лужа, взлохматила ему отросшие волосы. — Чтобы себе подчинить, конечно. Чтобы люди с новыми именами новые законы принимали без споров, слишком озабоченные тем, как теперь зовут соседа.
Закат опустил голову. Похоже, он понимал происходящее хуже всех.
Или остальные могли поверить в то, как изменился свет, скорее, чем бывший Темный властелин, еще помнивший Героя.
***
— Значит, ты посмел бросить мне вызов. Назваться Героем, — Темный властелин обходит связанного человека, стоящего перед ним. Протягивает руку в черной латной перчатке, сжимает пальцы, частью хватая, частью защемляя меж стальными пластинами светлые волосы. Тянет назад, заставляя человека откинуть голову, чуть выгнувшись, открыть загорелое горло с прокатившимся вверх-вниз кадыком. Не торопясь вынимает кинжал из ножен. Также не торопясь, крепко удерживая свою жертву, касается острием его шеи. Ярко вспыхивают расширившиеся голубые глаза, Герой успевает выкрикнуть:
— Тьме все равно никогда не победить свет!
И падает на землю с перерезанной глоткой. Пытается зажать брызжущую кровью рану, пытается сказать что-то еще, захлебываясь. Темный властелин наклоняется к нему.
— Я уже победил.
Но выпрямляется чуть поспешней, чем собирался. Отворачивается, взмахом руки приказывая убрать падаль из тронного зала.
Он вдруг начинает сомневаться. Слишком уж уверенно говорил этот человек.
***
Яросвет оказался странным гостем. Понаблюдав за ним пару дней, Закат понял вдруг, что даже Лужа может думать о свете лучше, чем он того заслуживает. Потому что гонец вел себя как соглядатай.
Интерес Светозара всегда был понятен и прост — ему нравилась Дичка, он говорил с ней, и даже к Закату в подвал пришел только потому что девушка рассказала ему про байки, услышанные в доме Ежевички.
Яросвет же заговаривал со всеми, не выделяя никого, и расспрашивал настойчиво, мало говоря о себе.
Светозар быстро сменил белые орденские одежды на куда более удобные серые, некрашеные, подаренные Горляной.
Яросвет от подобного предложения чванливо отказался, заявив, что белизна одежд должна обозначать чистоту души, и лучше бы всем носить белое, или хотя бы желтое.
Светозар с восторгом брался за любую работу, сам вызываясь помочь.
Яросвет ни разу даже корзину поднести не предложил никому.
Было бы понятней, будь он в самом деле рыцарем или благородным дворянином, но Яросвет упрямо твердил, что он лишь гонец, посланный светом, чтобы предупредить о прибытии рыцарей. Все это начало здорово раздражать Заката, да и не только его. Даже Светозар вскоре махнул рукой на брата по ордену, вернувшись к обычной работе. Все более обеспокоенной становилась Горляна — Закат слышал, как она в сердцах жаловалась Луже, что так и не смогла разговорить Яросвета, зато чуть не проболталась о разбойниках, которых скрывали не меньше, чем присутствие Темного властелина.
Однако о чем бы ни беспокоились жители Залесья, работы от этого меньше не становилось. Закат колол дрова, плел лапти и корзины, помогал Луже по дому. Готовил он из рук вон плохо, но зато с уборкой справлялся легко, с любопытством осваивая использование для этого снега. Тот был одновременно врагом, когда его надо было сгонять с тесаной крыши, чтобы та под весом не провалилась; и другом — в сугробах чистили половики, а для стирки достаточно было нагрести свежего снега в кадушку. Впрочем, близилась третья луна, из туч вместо снежинок все чаще сыпались частые капли. На земле снег еще и не думал таять, зато по краю крыши плавился под то и дело выглядывающим ярким солнцем, стекал в сосульки, грозясь упасть кому-нибудь на голову. Приходилось сбивать их, не давая вырастать больше, чем на пару пальцев.