Закатившаяся звезда
Шрифт:
– Вот вам на месяц.
– Ясно,- сказал «Борис» и, понимая, что ответ на его вопрос уже последовал, отвернулся к окну.
В Мюнхене они долго тряслись в трамвае по ломаным переулкам, пока вагон не остановился у рыжего трехэтажного здания. «Анди» и «Борис» вошли в парадное и поднялись по лестнице.
– Вот здесь вы будете жить,- сказал «Анди», открывая дверь одной из квартир третьего этажа.
– Выходить вам отсюда незачем. По телефону разговаривать тоже не стоит. Водка в шкафу есть, обед вам будут приносить. Располагайтесь, как дома. Когда вы потребуетесь, я вам позвоню.
С этими словами «Анди» удалился.
И побежали дни… С утра до вечера «Борис» лежал на диване и курил. В комнате было много книг, но читать не хотелось. Было скучно, тоскливо…
Когда томительное ожидание осточертело ему настолько, что он готов был бежать куда угодно, раздался телефонный звонок. «Борис» узнал голос «Анди»:
– С сегодняшнего дня не пейте. Завтра нужно пройти медицинскую комиссию…
«Анди» привез его на машине к проходной военного госпиталя, который охранялся американскими солдатами. Пропуск на них был уже заказан. Американские врачи несколько часов придирчиво осматривали «Бориса», прослушивали сердце, легкие, проверяли зрение и слух, определяли силу мышц и, в конце концов, признали его годным.
Но американцы придавали не менее важное значение другому обследованию - испытанию на так называемой «машине лжи». Через несколько дней «Анди» и «Борис» поехали на такси в район оперного театра. Машина долго петляла по закоулкам и, наконец, въехала во двор одноэтажного особняка, полускрытого густой стеной деревьев.
– «Анди» и «Борис» прошли в небольшую комнату. Здесь их ожидали трое американцев и человек, говорящий по-латышски, национальность которого «Борис» определить не смог. Американцы стояли вокруг блестящего ящика. На его верхней крышке были установлены вращающиеся барабаны. От аппарата отходили провода различного сечения. Это и была «машина лжи».
– Машина угадывает мысли, - объяснил через переводчика один из американцев.
– Мы вам будем задавать вопросы, а вы отвечайте коротко: «да» или «нет». Аппарат покажет, на какие вопросы вы даете неправильные ответы.
«Борису» предложили снять пиджак и сесть на стул. На грудь ему наложили гофрированный шланг, концы которого подсоединялись к аппарату. Правую руку стянули надувной резиновой повязкой, а между большим и указательным пальцами вставили металлический зажим.
Во время работы аппарат мерно гудел, как включенный вентилятор. «Борису» задавали самые нелепые вопросы: «Хорошо ли вы сегодня покушали?»; «Не находите ли вы, что голубой цвет лучше всех остальных?»; «Купите ли вы какую-нибудь книгу, когда выйдете отсюда?»; «Не работаете ли на англичан?»
Затем руке дали немного отдохнуть и снова стали задавать вопросы. С перерывами проверка продолжалась часа два.
«Борис» не был дураком. Он понимал, что никакая машина не может угадывать человеческие мысли. Но все-таки те несколько дней, пока он ждал результата, провел в беспокойстве. Наконец сообщили, что он прошел проверку.
А вскоре «Анди» повез его в Кемптен. На вокзале их встретил американский офицер по кличке «Эрик». Он проводил их на улицу Амхохенвег, где помещалось «Бюро научно-технических переводов».
3
– Да, наша шпионская школа официально именовалась «Бюро научно-технических переводов». Сначала она помещалась в курортном городке Кемптен, а потом в целях конспирации была переведена в город Штернберг,- продолжал свой рассказ «Борис».
– В школе я обучался еще с двумя латышами-эмигрантами, скомпрометировавшими себя, как и я, связями с фашистами в годы оккупации. Мои товарищи носили клички «Имант» и «Герберт». Их настоящих фамилий я не знаю до сих пор. Нам было запрещено рассказывать друг другу о своей прежней жизни.
Режим нашей школы был жестким. Занятия начинались с утра и кончались лишь поздним вечером. Нам строжайше запрещалось покидать помещение и выходить на улицу. Однако, не полагаясь на запрещение, комендант школы «Эрик», тот самый, что встречал нас на вокзале, после отбоя закрывал наши двери на ключ и передавал его дежурному офицеру.
Нас обучали американские офицеры «Боб», «Майкл», «Джон», «Алексис» и другие. Все они подчинялись старшему преподавателю «Анди». «Анди» составлял для нас расписание, инспектировал занятия, давал задания инструкторам, сам вел несколько предметов. «Анди» был латышом; очевидно раньше, он, как и я, жил в Латвии. Американцы очень дорожили «Анди», он был прекрасным инструктором шпионажа. «Анди» находил, что программы американских шпионских школ и инструкции, разработанные разведцентром, не учитывают специфики работы в СССР. «Анди» смело отходил от шаблона, предлагал методы, выработанные им самим.
Практические занятия мы проходили на аэродромах и в расположении американских военных частей под руководством своих инструкторов и армейских офицеров. Мы научились работать на ключе, как первоклассные радисты, ориентироваться по карте, фотографировать, подделывать печати и документы.
«Анди» считал нас уже вполне подготовленными для шпионской работы в Советском Союзе и стал разрабатывать нам оперативные задания и «легенды».
Именно в это время в школу прилетел из Вашингтона представитель разведцентра полковник Кулл.
Между Куллом и «Анди» с первого же дня началась глухая борьба. «Анди» считал себя, очевидно, несколько обиженным, что заброской нашей группы на территорию Советской Латвии будет руководить не он, а Кулл. Но с полковником было не легко бороться. Кулл имел крупные связи в Вашингтоне, и потом он был опытным разведчиком. Долгие годы Кулл изучал Латвию, ее города, промышленность, транспорт, сельское хозяйство, быт жителей. По знанию Латвии в американском разведцентре с ним мог соперничать только «Анди». Кулл знал это. Он поэтому не любил и даже несколько побаивался его.
По приезде полковник отменил все задания, разработанные для нас «Анди». Он усадил «Анди» и нас, курсантов, в свой «шевроле» и повез в увеселительное путешествие по городам Западной Германии. Мы посещали ночные рестораны и притоны, пьянствовали. Очевидно, Кулл стремился завоевать наши симпатии и заручиться нашей поддержкой в его интригах против «Анди».
Всюду Кулл расплачивался сам. Впрочем, деньги, которые он тратил, принадлежали американской разведке. Значительную часть отпущенных ему денег Кулл, в конце концов, сэкономил и положил себе в карман. Из подобных «сбережений» Кулл сколачивал капитал, на который намеревался построить дом и заняться каким-то делом.