Заказ на мента
Шрифт:
— Мне тогда на маршрутку не хватит, — заметил Зудов.
— На дежурке отвезем, — пообещал Колодников.
В ожидании эликсира бодрости он спросил не то коллег, не сам себя: — Что за байда такая, а? Уже в который раз. Как какая запарка на высшем уровне, так обязательно еще несколько уродов подкинут нам трупняка в довесок? Все время приходиться на несколько дел разрываться.
— Закон подлости, — согласился Демин.
Жены дома еще не было, так что Астафьев сам себе приготовил обед, потом включил телевизор и компьютер одновременно. К его удивлению, письма от Юдина он там не нашел. Тогда Юрий взялся за
— Да-а. Я-я слушаю.
— Мишка, случилось что? Ты что такой?
Юдин говорил так медленно, словно его затормозили жидким гелием.
— Юрий Андреевич, Светка родила. Вы только ушли, и тут она звонит, схватки начались. Сын у меня родился, три кило двести.
Астафьев обрадовался.
— Поздравляю! Вот это вы молодцы! Вон какого богатыря отгрохали. Так ты что, пьяный, что ли? — догадался Астафьев.
— Ну да, — признался Мишка. — Я выпил с тестем столько водки, что не могу встать с места. Я сейчас не могу…
— Хорошо-хорошо, Миша, гуляй, это мне не к спеху. Как сына то назовете?
— Не знаю. Светка хочет Юрием, а я Владиславом.
— Женщинам надо уступать, — подсказал Астафьев. — Так что, еще раз поздравляю. Светку за меня целуй.
— Но про этого вашего депутата я раскопаю все! — пообещал Юдин.
Астафьев засмеялся, еще раз сказал: — Поздравляю, — и отключил телефон.
ГЛАВА 13
Ночью было по спасительному прохладно, и они, несмотря на усталость, шли по ночному, окраинному шоссе не спеша, неторопливо обсуждая на своем щебечущем языке перипетии прошедшего дня. Два таджик, Ахмед и Сахат, уже больше месяца работали на местном силикатном заводе. Они были крестьянами, поэтому тяжелая работа в горячем, пыльном цеху была для них привычной. Непривычной была вся остальная обстановка: грохочущие механизмы, обидные прозвища и ругательства русских коллег. Но, в этот раз к усталости прибавилась и радость. Они впервые получили деньги, и эти жалкие три тысячи рублей казались им просто огромной суммой. Они все пересчитывали ее на свою валюту, и эта сумма казалась им просто невероятной.
До общежития, где они жили, оставалось метров триста, когда они увидели впереди три двигающиеся навстречу им человеческие фигуры. Кто это был, рассмотреть они не могли, все же второй час ночи, и луна светила в спину идущим навстречу, так что они видели только темные силуэты идущих людей. У Ахмеда, более старого, прошедшего гражданскую войну в родной республике, почему-то сердце сразу сжалось от нехорошего предчувствия. А тени приближались, и таджики невольно начали идти медленней, потому что те, трое, не собирались сворачивать в сторону. Когда обе группы сошлись почти вплотную, в лицо Ахмеду ударил луч включенного фонарика.
— Ого, смотри, какие зажаренные чебуреки! — звонким голосом крикнул один из троицы, сбоку.
— Ага, урюк к урюку, — глухо отозвался второй, тот, кто держал фонарь, — хоть в компот кидай.
Третий, высокий, только засмеялся, но это смех был очень неприятным. В нем было что-то издевательское, изуверское. Сохат как-то попятился назад, словно пытаясь спрятаться за спину своего старшего друга. А Ахмед торопливо зачастил на ломанном
— Да что ты говоришь! — под ржание остальных двоих заметил тот самый звонкоголосый шутник. Он был самый низкорослый из троицы, и он первый начал обходить таджиков со стороны. Эти повадки были Ахмеду знакомы, его уже не раз били тут, в России. Фонарик потух, и Ахмед прикрывавший руками лицо, никак не ожидал, что вместо тупой боли удара ноги или кулака, низ живота полоснет острая боль воткнутого ножа. Он отчаянно вскрикнул, кинул руки вниз, к этой невыносимой боли, но тут же удары ножей последовали еще с двух сторон. Ахмед начал заваливаться назад, но самый рослый из нападавших схватил его за жесткие, кудрявые волосы, и удержал в вертикально положении. У таджика подогнулись ноги, и, он упал на колени. Двое остальных продолжали наносить удары, которые теперь приходились в лицо и шею жертвы. Он был еще жив, когда удары прекратились, и все тот же низкорослый приказал продолжавшему держать таджика здоровяку: — Добей его, Кол. Покажи, что можешь.
Тот ухмыльнулся, и одним долгим движением руки перерезал таджику горло. Кровь хлынула особенно густо, и он оттолкнул жертву от себя.
— Бля, я весь в крови, — сказал он, рассматривая джинсы.
— Счас отмоемся. А где второй то чурек?
Сахат мог бы давно сбежать, но у этого семнадцатилетнего пацана словно ноги приросли к месту. Когда же луч снова включенного фонарика ударил ему в лицо, он поднял руку, потом склонился, и достал из носка полученные сегодня деньги. Сахат протянул их человеку с фонариком.
— На, — просто сказал он. Больше он ничего не мог говорить. От страха он совсем забыл немногие знакомые русские слова.
— Ого, а тот урюк говорил, что бабок нет! — восхитился звонкоголосый. — Правильно мы его замочили, гниду. Кол, пошарь-ка у него в носке.
Длинный нагнулся на телом своей жертвы, и вскоре довольно вскрикнул: — Есть! Нехилое бабло, погуляем.
Деньги Кол отдал своему главарю.
— Нештяк, хорошо мы это их тормознули, — одобрил тот.
Тут к нему обратился Кол.
— Слышь, Сема, а слабо тебе с одного удара его замочить?
— Кому, мне!? — возмутился Сема. — Литр ставишь, если отрублю с одного удара?
— Ставлю, — пообещал Кол.
— Жук, разбей.
Третий, тот самый, со звонким голосом, разбил спор.
— Тогда заметано, — довольно сказал Сема.
Он перекинул фонарик в левую руку, выхватил из кармана финку, и резко, одним ударом, вогнал ее в сердце таджика. Тот не стоял ни секунды, а сразу начал заваливаться назад. Сема ему не препятствовал, он дождался, когда тело таджика перестанет бить короткая агония, и, нагнувшись, выдернул из трупа нож.
— Видал?! — гордо спросил он длинного. — Литр гони.
Кол не возражал.
— Без базара. Айда в комок.
— Этих только надо убрать, — велел Сема.
— Куда? — спросил Жук.
— Да вон, в камыши киньте.
Они оттащили оба тела с шоссе, туда, где перекрытый дорожной насыпью ручей породил небольшое, метров пятидесяти в диаметре, болото. Раскачав, они швырнули в камыши сначала одно щуплое тело, потом другое.
— Бля, бабка у меня не спит, — заметил Жук. Все трое глянули вперед, там, за болотцем, светили огни ближайшего дома. — Пойду-ка, я, пожалуй.