Заказ на олигарха
Шрифт:
Pedro:
Один мозгляк. Ему всего год.
Swiss’да:
В год уродом быть невозможно. Не успеешь ничего такого сделать, чтобы считаться уродом. Он тебе кто ваще – родственник?
Pedro:
Типа да.
Swiss’да:
Братик небось?
Pedro:
Типа да.
Swiss’да:
Он не виноват, что родился. Это не его выбор. Это выбор взрослых уродов.
Pedro:
Я уже просек. Из-за них все плохо.
Swiss’да:
Тогда я понимаю. Твой отец вас бросил и живет с другой. Угадала?
Pedro:
Ну.
Swiss’да:
Тогда
Pedro:
Мать.
Swiss’да:
Она осталась с тобой, она тебя не бросила, поэтому она не может быть главным злом. Главное зло – это тот, кто бросил. Я тоже живу без отца, потому что он урод. Они все уроды – те, кто нас предал.
Еще Swiss’да написала, что ей не нравится, когда ее переписку с Pedro читают все, кому не лень, и предложила общаться так, чтобы по-прежнему взаимно сохранять инкогнито, но уже без посторонних. Она пообещала оставить послание для Pedro в месте, координаты которого она расписала очень подробно, но так путано, что посторонний человек ни за что не смог бы догадаться, о каком районе мегаполиса идет речь, а Китайгородцев понял, что это та площадка техосмотра, куда они с Петей ездили недавно, – понял только потому, что Петя взял его с собой.
Утром Китайгородцев поехал в родильный дом. Тот самый, в котором рожала Люда Потапова. У него была слабая надежда на то, что могли сохраниться какие-нибудь сведения об отце ребенка. Мало ли как там ситуация могла развиваться. При поступлении в роддом со слов будущей мамочки какие-то координаты близких обязательно должны записывать – на случай непредвиденных обстоятельств. Может, и о непутевом муже что-то сохранилось. Это уже потом, когда свидетельство о рождении выправляли, Люда могла не упомянуть об отце ребенка. А в роддоме – почему бы и нет? Так Китайгородцев сам себя уговаривал.
К главврачу Китайгородцев не пошел, справедливо рассудив, что, чем ниже служебное положение собеседника, тем легче с ним общаться, и начал он с акушерки, которую встретил в коридоре, а уж она подсказала ему фамилию врача, к которому следовало обратиться.
Это была женщина, не очень пожилая, худенькая, с глазами добрыми, но лицом усталым, какие бывают у людей, обремененных множеством забот.
В Китайгородцеве она мгновенно распознала приехавшего издалека человека, и у нее, наверное, ни малейших сомнений не было в том, что без серьезной на то причины в дальний путь не отправляются, и на лице ее тотчас отразилась готовность гостю всячески помочь, и еще – та робость, которая часто присуща обитателям провинциальных городков в общении с начальством «из центра», а Китайгородцев ей таким начальством, похоже, и увиделся.
– В прошлом году у вас рожала Потапова Людмила Антоновна, – сказал Китайгородцев. – Мальчик у нее родился. Назвали Виктором.
– Да! – с готовностью подтвердила врач и нервно улыбнулась.
Китайгородцев понял, что эта женщина скажет ему все, что он пожелает. Не придется из нее информацию выдавливать по капле.
–
– А как же! Мы всех помним!
Китайгородцев показал ей две фотографии: на одной Люда Потапова была запечатлена в ту пору, когда она еще работала няней в детском саду, а на второй – такая, какой ее знали сейчас в Москве.
– А вот она! – тут же признала свою бывшую подопечную врач и несмело указала на фото «детсадовской» поры.
– А эту девушку вы знаете? – придвинул вторую фотографию Китайгородцев.
Женщина долго всматривалась.
– Нет, – покачала головой. – А кто это?
Значит, в новом обличье Люда Потапова перед врачом не появлялась.
Китайгородцев спрятал фотографии, не ответив на вопрос.
– Вы не помните, кто из родственников к Потаповой приходил? – поинтересовался он.
– Тогда, когда она лежала здесь? – судорожно вздохнула собеседница.
– Да.
– Мать.
– А еще?
– А кто еще? – удивилась женщина.
– Отец ребенка, – подсказал Китайгородцев.
– Сама она. Без мужа.
– Неужто не приходил?
– Нет. Я не помню. Наверное, не приходил.
– И неизвестно, кто он?
– Можно посмотреть, – сказала врач. – В карте Потаповой. Там может быть. Если она давала сведения, конечно.
Вопросительно посмотрела на гостя. Китайгородцев благосклонно кивнул, в глубине души приятно удивляясь тому, как легко ему здесь все удается. Врач тотчас зашуршала бумагами.
– Вот, – сказала она. – Есть сведения. В графе «отец»: Шаров Геннадий Алексеевич.
– Кто?! – не сдержал изумления Китайгородцев.
– Шаров, – упавшим голосом повторила врач, словно на ней была вина большая.
Гена Шаров, год продежуривший на воротах проскуровского имения и недавно участвовавший в вооруженном нападении на жену Проскурова и ее ребенка, был гражданским мужем Люды Потаповой. И никакой он не торгаш, как предполагала мать Потаповой, хотя действительно на рынке обретался год назад. Не торговал он там, а был охранником. А так все совпадает.
Проскуров был чернее тучи. Он сидел за столом в своем кабинете и выглядел так, как, наверное, выглядит бизнесмен, только что узнавший о том, что он разорен и впереди – ничего обнадеживающего.
– Кто это раскопал – про Шарова? – спросил Проскуров.
– Вот он, – кивнул на присутствовавшего в кабинете Китайгородцева Хамза.
Проскуров посмотрел на Китайгородцева тяжелым взглядом.
– Девка эта где? – спросил Проскуров.
– Она сейчас в больнице, – доложил Хамза. – Под присмотром.
– Есть предложения – как с нею быть?
– Ментам ее надо отдавать, – уверенно сказал Хамза.
Тогда и его Проскуров одарил недобрым взглядом.
– Она связана с Шаровым, против Шарова возбуждено уголовное дело, – пояснил Хамза. – Так что закроют ее надежно, на все время следствия. И разговорят, конечно. Пусть лучше милиция этим занимается, чем мы.
– А мы-то что? – не понял своего счастья Проскуров.