Заказное убийство (сборник)
Шрифт:
Эштон держался дружелюбно, но откровенничать не собирался – во всяком случае, с посторонней. Он согласился, что Жанет более или менее верно описала содержание работы Бум-Бума. Да, мой двоюродный брат ему тоже нравился – с ним работалось веселее, он был толковый, не пытался использовать в личных целях знакомство с Аргусом. Нет, Эштону неизвестно, ссорился ли он с кем-нибудь, об этом лучше поговорить с Филлипсом. Как они ладили с Филлипсом? Об этом тоже имеет смысл поговорить с самим вице-президентом.
Когда я закончила разговор с Эштоном, выяснилось, что второй агент, Бримфорд, успел уехать по делам. Я отнеслась к этому
Задвинув последний ящик, я порылась на столе. Обнаружила там несколько листков бумаги, исписанных аккуратным почерком брата. На глаза навернулись слезы. Бум-Бум писал себе для памяти, что он должен сделать, что узнал нового о своем ремесле и так далее. Он всегда был аккуратистом, всегда все планировал заранее. Бешеная энергия и натиск проявлялись только на льду – Бум-Бум знал, что может себе это позволить, потому что в его жизни все в порядке.
Я полистала деловой дневник, списала имена людей, с которыми Бум-Бум встречался в последние недели своей жизни. Пейдж он видел в субботу и потом в понедельник вечером. Двадцать седьмого апреля, во вторник, он записал имя Джона Бемиса и имя Аргуса, причем около последнего поставил вопросительный знак. Стало быть, он собирался переговорить с капитаном «Люселлы» и в зависимости от результатов беседы, возможно, связаться с Аргусом. Очень интересно.
Потом я обратила внимание на то, что в календаре некоторые числа подчеркнуты. Тогда я села и занялась изучением ежедневника уже всерьез. В январе, феврале и марте ничего, зато в апреле подчеркнуты сразу три числа: двадцать третье, шестнадцатое и пятое. Я посмотрела на страницу, где был напечатан календарь за 1981, 1982 и 1983 годы. В восемьдесят первом году Бум-Бум подчеркнул двадцать три дня, в восемьдесят втором – три. При этом в восемьдесят первом году первый из подчеркнутых дней приходился на двадцать восьмое марта, последний – на тринадцатое ноября. Я сунула ежедневник в сумочку и еще раз огляделась по сторонам.
Осмотр был уже закончен, когда в дверях появилась Жанет.
– Вернулся мистер Филлипс. Он хочет повидаться с вами. – Она помолчала. – Я оставлю здесь эти папки до вашего возвращения. Но вы ведь не скажете ему об этом?
Я пообещала ей и отправилась к вице-президенту. Это был уже настоящий кабинет, так сказать, главная твердыня, охраняемая свирепым драконом в юбке. Луиза быстро взглянула на меня поверх машинки, всем своим видом изображая деловитость.
– Вас ждут. Входите.
Филлипс разговаривал по телефону. Он прикрыл ладонью трубку и предложил мне сесть, а потом продолжил разговор. Надо сказать, что его кабинет разительно отличался от спартанской обстановки остальных помещений офиса. Ничего особенно роскошного, но вся мебель самого лучшего качества, из настоящего орехового дерева, а не из прессованной фанеры, покрытой виниловой пленкой. На полу – толстый серый ковер; на стене, напротив письменного стола, – старинные часы. Из окна, правда, вид так себе – на автомобильную стоянку, но полусдвинутые тяжелые шторы заслоняли этот малопривлекательный пейзаж.
Филлипс сегодня выглядел нарядно, хотя одежда сидела на нем несколько мешковато – он был одет в светло-голубой шерстяной костюм, синюю рубашку с инициалами на кармане. Волосы тщательно уложены. Думаю, денег у вице-президента хватало. Одевался он шикарно, зеленая «альфа» стоила, насколько мне известно, четырнадцать тысяч долларов, да и антикварные часы обошлись недешево.
Филлипс закончил разговор, улыбнулся мне своей деревянной улыбкой и сказал:
– Признаться, я несколько удивлен вашим появлением здесь. Мне казалось, что мы ответили на все ваши вопросы.
– Боюсь, что нет. Мои вопросы похожи на многоглавую гидру – чем больше голов слетает, тем больше новых вырастает.
– Хм, мне говорили, вы не даете покоя нашим служащим. Учтите, у таких, как Жанет, много работы. Так что, если у вас есть вопросы, лучше обращайтесь ко мне. По крайней мере, мы не будем отрывать от дела других людей.
Я почувствовала, что Филлипс изо всех сил пытается говорить небрежно. Это не совсем ему удавалось.
– Ладно. Почему мой двоюродный брат обсуждал с вами прошлогодние контракты на судовые перевозки?
Лицо Филлипса побагровело, а потом сразу побледнело, на щеках появилась целая россыпь веснушек. Прежде я их не замечала.
– Контракты? Ничего такого мы с ним не обсуждали!
Я закинула ногу на ногу.
– Бум-Бум оставил об этом запись в своем ежедневнике, – соврала я. – Вы же знаете, какой он был пунктуальный – записывал все, что делал.
– Может быть, мы о чем-то таком и говорили, но я не помню. Мало ли, что мы обсуждали. Ведь я был его наставником, вам это известно.
– Хорошо. О чем же вы тогда говорили в последний вечер накануне его смерти, если не о контрактах? Насколько я понимаю, он остался в офисе после работы, чтобы поговорить с вами.
Филлипс молчал.
– Если вы забыли, это было в прошлый понедельник, двадцать шестого апреля, – добавила я.
– Я не забыл, когда погиб ваш кузен. Но мы с ним задержались после работы лишь для того, чтобы обсудить наши обычные дела, на которые не хватило времени днем. Мне часто приходится задерживаться после работы. Луиза делает все возможное, чтобы тщательно спланировать мой рабочий день, но у нее не всегда получается. Поэтому мы с Варшавски остались вечером, чтобы разобраться в кое-каких проблемах.
– Понятно.
Я обещала Жанет, что не подведу ее, поэтому не могла сказать Филлипсу, что у меня есть свидетель, который видел папки в руках Бум-Бума. Ведь, кроме Жанет, никто не мог мне об этом рассказать – Луиза вычислит это в два счета.
Филлипс немного расслабился – сунул палец за воротник, ослабил галстук.
– Что-нибудь еще?
– Скажите, ваши торговые агенты получают комиссионные?
– Конечно. Это наилучшим образом стимулирует их активность.
– А вы?
– Мы, члены руководства, не занимаемся напрямую заключением сделок, поэтому получать комиссионные было бы несправедливо.