Шрифт:
Заклинание
Руслан Белов
Это я сочинил лет 25 назад. И вспомнил, потому что фраза*, пусть чуть перефразированная, активно ныне используется...
Вот-вот забрезжит день, он будет прожит, и родит следующий.
Сегодня, быть может, ты не найдешь радости и смысла, и будет этот день днем скорби...
Не лишай его жизни. Пути нет и нет его конца. Есть непорочный день и ты - его частичка. Восхитись его началом и концом, пусть вожделение
Идущие в послезавтра незрячи, они страшатся смерти и живыми еще руками нервно высекают свои имена на холодных могильных плитах.
Не бойся боли души и тела. Боль твоя – непритворная и неподкупная свидетельница твоего бытия. Ты запомни ее, и прошлое станет рельефным, а будущее - обязательным.
Не сторонись чуждых - зная жизнь тебе неведомую, они укажут путь или выход.
Зависть и злоба сминают день и отравляют ночь, гнев и гордыня пыльным облаком завешивают солнце.
Не спеши, послезавтра - смерть.
Улыбнись правдолюбцу и помири его со лжецом - они есть близнецы, им не жить друг без друга.
Оставь убогих, усмехнись щедрым.
Обида глупа как обидчик. Уйди от них.
Улыбнись скупому - он боится умереть бедным и меняет сущий день на поддельные монеты.
Улыбнись алчущему - он стремится к тому, что должно остаться за спиной.
Улыбнись подлому - он меняет свет дня на темень души. Улыбнись им и себе в них и отведи глаза на мир. Послезавтра смерть, а завтра увидишь преддверие. ЖИВИ СЕГОДНЯ И ЗДЕСЬ* - и жизнь станет бесконечной.
Чтобы жить, надо умирать, чтобы иметь, надо терять.
Надо пройти весь путь, зная, что он ведет в никуда и потому бесконечен; с рождения и до конца в тебе не появится нового - ведь с рождения ты безграничен, а к безграничному нельзя прибавить. Не заключай свою бесконечность во плоти, гони ее по городам и весям, окутай ею всех людей и женщин, и поймешь, почему смерть есть старшая сестра, почему завтрашний день подождет, почему в мире нельзя ничего потерять и приобрести.
Смело пробуй - ты никогда не поглотишь того, что тебе не дано.
Ты слаб и немощен в своей оболочке, в своем стремлении ее укрепить, сохранить и украсить, окружить верными и сильными людьми, привычными женщинами.
Ты слаб стремлением к покою и сытости.
Ты раб своих и чужих желаний, ты раб сна и сновидений. Ты бежишь от себя, но прибежать ни к чему и ни к кому не можешь, ведь все пропитано тем, что обращает в бег. Убеждаясь в этом, ты прячешь голову в песке повседневности. Хоть дышится в нем неглубоко, песчинка за песчинкой ежесекундно замещают твою живую еще плоть, твой бунтующий еще мозг, твои крепкие еще кости. И вот, ты уже каменный идол, и только твои не остекленевшие еще глаза сочатся тоской о несбывшемся, тоской, не умеющей умирать...
С собой ничего не сделать. Можно умертвить плоть, можно лицемерно успокоить верой душу, можно ее отдать и остаться собой, себе
Человек боится быть собой. С рождения и до конца он ищет способов самозабвения. Оставшись наедине с собой, он ищет простых занятий, способных отвлечь его от факта смертного существования. Он тяготится им и потому пытается углубить колею бездумного скольжения к смертной пропасти.
Умный ищет способов возвыситься над собой - он творит, он поникает в суть вещей. Но и он счастлив лишь в творческом забвении, стремительно пожирающем время. Вытолкнутый из него концом мысли, он мгновение наслаждается каким-не каким, но тождеством Создателю, чтобы через минуту вновь остаться один на один с одиночеством, которое, в принципе, и есть "Я" не напичканное знаниями, не вымазанное общением, не связанное ни с прошлым, ни с будущим и которое впервые и навсегда проникло в кровь в чреве матери и стало там неотъемлемым членом существования.
Быть может, именно с тех пор все порывы наши сутью принадлежат лишь двум основным желаниям, попеременно владеющими нами - желанию забыться и заснуть сном не рожденного младенца, да желанию оживить до предела все чувства и нервы, и выслушать себе гимн...
Не принимай себя всерьез, ведь серьезность - это ощущение значимости, а что могут значить природа и ты, ее мельчайшая частичка? Кто может тебя оценить в целом и в частностях? И для чего оценить? Зачем? Ведь оценки по природе своей сиюминутны, они нужны для самоутверждения людей, в себе неуверенных, и людям, оценки раздающих.
Счастье! Этот гимн мгновению наделен беспощадным аппетитом. Он может быть извлечен из закоулков жизни и тяжелым, многодневным трудом, и неожиданной находкой. Он же зазвучит навсегда после несложных изменений известных закоулков мозга.
Во многом смысл и действенность Счастья зависят от потока слов исходящих с рождения от людей окружающих. Без него, этого потока, наши мысли о счастье мало бы отличались от мыслей енота, задним проходом зримо осознающего в уютной норе приятную полноту желудка.
Счастье, в конечном счете - это равновесие чувств и слов, шаткое равновесие, при движении часто нарушаемое. В затхлом покое равновесие нарушается плесенью, развивающейся на чувствах. Данное не относится к изначально счастливым.
Но когда-нибудь, в ветхом унынии нагромождений вокруг, проснется вялая мысль и после неспешного шевеления для соития частей сомкнется в местами блистающий и замирающий и играющий и исчезающий рой, не вполне понятный в своем бетонном вместилище. Заискрится понемногу, оживит истомившиеся по движению члены.
И тогда из окружающего воздуха необходимо появится и воплотится твоими мыслями, тоскою, блужданием глаз, неистовым желанием, смутными порывами, сытостью и отчаянием то, что соединяет землю и небо, воплотится Она. Ты поймешь, что все ненадолго и навсегда - и ты и Она, и вы друг во друге. Ты поймешь, что ночь прошла, и наступило утро следующего дня. Лучи сотворенного солнца согреют кожу, сделают ее мягкой и чувствительной. Они озарят прекрасное и затенят убогое. Глаза соединятся в сладостном узнавании. Соединение глаз родит жажду соприкосновения, утоляемую лишь упоением сердец, сомкнувшихся в едином кровообращении. Пусть солнце движется к закату, пусть слова все больше состоят из букв, пусть все ближе содвигается суть вещей. Пусть…