Заклинатель боли
Шрифт:
Но нет: Воскресенский зарычал, а затем очередным взмахом руки попросту подсек меня. Я рухнул рядом с ним, больно приложившись о кафель локтем, но тут же вновь оказался на ногах.
Как и сам толстяк.
Бой продолжился, однако на сей раз противник двигался не так быстро. Вдобавок он время от времени замирал и дергал развороченной башкой, подставляясь под удары тесаком. Я продолжал рубить голову Воскресенского, и вскоре та попросту развалилась. Однако и после этого ублюдок продолжал стоять на ногах, хоть и стал практически
На то, чтобы зарубить его, потребовалось не меньше четверти часа. И когда изувеченная безрукая туша с вываливающимися внутренностями наконец рухнула и замерла, я едва стоял на ногах, тяжело дыша и обливаясь потом.
Убедившись, что больше этот кусок мяса не представляет угрозы, я дошаркал до стены, сел и прикрыл глаза. Руки и ноги тряслись, мозг едва не кипел, а из-за вони от трупа Воскресенского к горлу то и дело подкатывала тошнота. Но при всем при том мне хотелось есть. Очень сильно.
Кабо я вызвал минут через десять, когда более-менее пришел в себя. Красавица, по своему обыкновению, просто материализовалась — на сей раз сидящей на том самом столе, где Воскресенский убивал проституток. Новый наряд девушки представлял собой переплетение широких бирюзовых лент из шелка, плотно обхватывающих ее божественное тело. Я поневоле залюбовался, и Кабо, ответив довольной улыбкой, очень соблазнительно потянулась.
— Как дела у моего героя? — промурлыкала она, не торопясь опускать руки. — Ты выглядишь уставшим, Пайн.
— Пришлось потрудиться, — ответил я. — Уже побежденный противник захотел второй раунд.
Кабо понимающе покивала, затем перевела взгляд на то, что осталось от Воскресенского. Прищурилась, явно изучая труп, и спустя три-четыре секунды я впервые увидел на прекрасном лице ненависть. Глаза красавицы потемнели, ноздри гневно раздувались, а верхняя губа чуть заметно задрожала.
— Какая же тварь… — процедила Кабо, не отрывая яростного взгляда от груды мяса. — Просто… подонок…
— Да, — я попытался подняться, но желудок свело жесточайшим спазмом. А голод, и без того сильный, стал терзать меня еще яростнее.
— Что с тобой, Пайн? — встревожилась Кабо.
— Не знаю, — просипел я, борясь с желанием кинуться к мертвому Воскресенскому и начать его жрать. — Что-то…
Я оборвал себя на полуслове, когда осознание происходящего молнией сверкнуло в одурманенном голодом мозгу.
Проклятие, превратившее Воскресенского в ненасытную тушу, все же перебралось по «мосту» моей силы и теперь осваивалось в новом теле. Моем теле.
Ишт-илхо…
— Погоди-ка, — Кабо соскользнула со стола, приблизилась и присела напротив меня.
Красавица прикрыла глаза и обхватила мою голову теплыми ладонями. От ее прикосновения сразу стало легче.
— Ох, Пайн, — вздохнула девушка. — Как же ты так?..
— Да вот, видимо, заразился, — я заставил себя усмехнуться, хотя на самом деле мне было очень тревожно.
Голод не ослабевал, и я поневоле представил, как начинаю жрать круглыми сутками, постепенно превращаясь в заплывшее жиром нечто. А самое паршивое, что моя магия была совершенно бесполезна против проклятий.
— Да уж, заразился, — озабоченно произнесла Кабо.
— Все плохо, да?
— Сейчас выясним. Пойдем-ка.
Девушка взяла меня за руку и потянула. Я поднялся и вслед за ней подошел к столу.
— Ложись на спину, — велела Кабо и, как только я устроился на жесткой металлической поверхности, забралась на меня сверху.
— Неожиданно, — выдавил я, любуясь девушкой и чувствуя, что накатившее возбуждение немного ослабило голод.
Та легким движением губ обозначила улыбку, но взгляд ее оставался серьезным.
— Сейчас, Пайн, тебе может стать очень больно, — сказала Кабо, упираясь руками мне в грудь. — Но нужно терпеть. Ладно?
— Да, — кивнул я. — Действуй.
Несколько секунд ничего не происходило. Кабо замерла на мне, я продолжал скользить взглядом по соблазнительной фигуре и прекрасному лицу, больше всего жалея, что руки скованы стальными браслетами с короткой цепью. Очень хотелось положить ладони на бедра девушки. Или даже чуть повыше.
А потом мне действительно стало больно. Желудок словно наполнили лавой или расплавленным металлом, так что я лишь чудом не заорал и не стал дергаться.
— Терпи, дорогой, терпи, — зашептала Кабо, наклонившись к моему уху и сжав мои бока бедрами. — Не думай о боли.
Пытка продолжалась. Я скрипел зубами и со свистом втягивал воздух, а адское пламя в желудке и не думало затухать. Вдобавок меня затошнило.
— Уже очень скоро все кончится, — продолжала Кабо. — Ты молодец. Просто подожди еще немного.
Она потерлась щекой о мою щеку, и я заставил себя улыбнуться. Однако в следующее мгновение тошнота стала такой сильной, что я едва успел повернуть голову.
Из разинутого рта вместе с горькой желчью вырвалось облако бурой пыли. Оно замерло возле стены, а Кабо выпрямилась и нацелила на него ладонь. Сосредоточенная, нахмуренная, девушка боролась с проклятием, не позволяя ему вернуться в мое тело.
И у нее получалось. Крупицы пыли беспорядочно перемещались, само облако пульсировало и постепенно становилось меньше.
Я в это время жадно заглатывал воздух, наслаждаясь отсутствием сильнейшего голода, боли и тошноты.
Облако наконец растворилось. Кабо облегченно выдохнула и с тревогой посмотрела на меня.
— Как ты, Пайн?
— Сейчас — прекрасно, — улыбнулся я. — Спасибо.
Красавица кивнула и, увы, стала слезать с меня. Как только она грациозно соскользнула на пол, я сел, а затем посмотрел на то, что осталось от Воскресенского.