Заклинатель джиннов
Шрифт:
– Разумно, – послышалось в ответ – Часть сущности, которая общается с Сергеем Невлюдовым… с тобой… должна быть обозначена. Вопрос: как?
Джинн. – Я произнес это слово и написал на экране. – Джинн – твой идентификатор. А образ… – Моя рука опять коснулась бархатной спинки. – Смоделируй обличье этого создания. Ее зовут Белладонной, и вид ее мне приятен.
– Белладонна. Кошка, – произнес Джинн с едва заметным оттенком задумчивости. – Теплый сгусток, однако не человек.
– Это не важно. Мой образ в Сети тоже отличен от человеческого.
Он промолчал, но, вероятно, согласился. На экране проступили глаза, розовый нос, усы, остроконечные ушки, потом – вся симпатичная кошачья мордочка. Белладонна одобрительно мяукнула.
– Великолепно, – сказал я. – Теперь ты имеешь имя и внешность. Поразмышляй об этом, пока мы с Белладонной будем завтракать.
– Задача, предложенная к решению вчера, – пророкотал Джинн. – Анализ массивов визуальных данных, поиск характерных признаков. Задача решена.
– Решение будет рассмотрено через сорок минут, – сказал я и отправился на кухню.
Когда я снова сел к терминалу, за окном уже разливалась серая утренняя заря. День ожидался хмурый, непохожий на вчерашний; мела поземка, ветер раскачивал голые черные ветви деревьев, а плотная завеса туч стерла все воспоминания о солнце. В такие дни, мелькнула мысль, надо интриговать и злобствовать, лелеять подлые замыслы и затевать скандалы – в общем, в соответствии с погодой, устраивать что-нибудь мерзкое. Вроде разборки с моими хрумками…
Но, невзирая на мрачные предчувствия, я был вполне доволен, ибо контакты с Джинном шли семимильными шагами, обещанный Кериму выкуп грел карман, и я не поддался вожделению, которое всякая личность в штанах испытывала при виде Катерины. К тому же работа двигалась: по экрану, сменяя частоколы диаграмм и горбики функций распределения, плавно скользили числовые таблицы, вспыхивали россыпи точек в фазовом пространстве признаков громоздились матрицы корреляций, и это зрелище было таким приятным и привычным, словно, вернувшись в детство, я наслаждался сказками Гауфа и братьев Гримм.
Не знаю, сколько септяков и октяков было задействовано Джинном, чтоб разобраться с заокеанской тайной. Проблема, увы, не для Тришки, хоть с дюжиной Джеков Потрошителей… Потрошитель-то был хорош, да вот исходные массивы подкачали – оценивая их, я ошибался на порядок. Восемь-десять процентов необходимой информации, полтора лимона вместо пятнадцати-двадцати – с такими данными я мог решать задачу, пока не посинею и на лысине не вырастет трава. Или на могилке, что более вероятно…
Джинн, впрочем, справился, установив, что интегральный световой поток, прошедший сквозь банкноту, претерпевает колебания, отличные от хаотических флуктуации. Это означало, что у бумаги разная плотность и вариантов ее насчитывалось двадцать семь – то есть столько их нашлось в новеньких керимовых банкнотах, а с интерполяцией пропущенного оценка достигала пары сотен. Джинн обнаружил зависимость между плотностью, серией и номером, но описать ее функционально не удалось. Скорее всего, тут применяли не формулу, а кодировочные таблицы, и Джинн, при помощи Потрошителя, восстановил их, хотя не в окончательном виде – для этого не хватило данных. Впрочем, не таблицы были важны, а факт их существования. Где-то ведь они хранились, в сейфах или в компьютерах Федеральной резервной системы, и стоило мне свистнуть, как Джинн добрался бы до них, не замочив сапог.
В общем, получалось, что сотворить неуловимую фальшивку – дело непростое: плотность бумаги в точности не подберешь, а если все же с этим справишься или похитишь нужное сырье, то надо знать, какие номера и серии к нему подходят. Вероятность ошибки – двести к одному; конечно, не стопроцентная гарантия, но все же…
На ханд-таймере было без четверти десять, когда мы закончили труды, стерев воспоминание о них из памяти Тришки. Джинн, разумеется, все сохранил в каком-то тайном месте, на корабле, летевшем к Венере, или в компьютерах Бэнк оф Нью-Йорк. Где именно, меня не занимало; я знал, что получу эти данные по первому запросу.
Из утренних дел остались два звонка. Я дернулся было к телефону, потом поглядел на милую кошачью мордочку, что улыбалась мне с экрана, и произнес:
– Соедини меня с двумя абонентами. Контакт с их стороны – по телефону. Первый абонент – фирма ХРМ «Гарантия», секретарша; второй – НИИ кибернетики, Вилен Абрамович Эбнер. В обоих случаях дай изображение.
Как скоро он найдет номера? – мелькнуло в голове, но не успел я додумать эту мысль, как на экран явилось чудное видение – Инесса подводила тушью глазки. Зазвонил телефон, она вздрогнула, отложила кисточку и подняла трубку.
– Художественно-реставрационные мастерские «Гарантия». Слушаю вас.
– Это, Инессочка, Сергей Невлюдов беспокоит. Меня как будто вызывали?
С важностью нахмурив брови, она заглянула в свой блокнот.
– Вам назначено на одиннадцать сорок. Я уже собиралась вам звонить.
– Нельзя звонить мужчине, пока ресницы не в порядке, – произнес я, подождал пару секунд, любуясь ее ошеломленным видом, и добавил: – Значит, на одиннадцать сорок? Непременно буду. Конец связи.
Другое женское лицо заполнило экран, не столь эффектное, зато знакомое до мелочей. Танечка, секретарша Вил Абрамыча… Она красила губки.
Щелкнула клавиша селектора, и я произнес:
– Это Сергей, лапушка. Вил Абрамыч у себя?
– Сережа, ты? Будешь сегодня?
– Вряд ли.
– А завтра? На кафедральном семинаре? Вил Абрамыч сказал… – Танечку, как многих дам, снедала томительная страсть на всякий вопрос отвечать тремя вопросами, сопровождая их повествовательным комментарием. Но, памятуя о днях былых, я терпеливо выслушал ее (речь шла о новой попытке Лажевича прорваться к кандидатскому диплому) и поинтересовался опять: Вил Абрамыч у себя? На этот раз она сказала: «Соединяю» – и на экране возникли эбнеровы седины над выцветшими маленькими глазками. – Здравствуйте, Сергей Михайлович. Что-то случилось? – Доброе утро. Случилось, Вилен Абрамович. Правда, скорее приятное, нежели наоборот. Прижав трубку к уху плечом и перебирая какие-то бумаги на столе, он шевельнул бровями.
– Рад слышать. Приятные новости в наше время редкость. Примерно как точка плоскости, не покрытая кривой Пеано [32]
– Идея у меня, Вил Абрамыч, – произнес я, слегка покраснев. – Богатая идея. Можно сказать, находка!
Мой шеф замер, потом, отодвинув бумаги, откинулся в кресле с просветленным лицом.
– Идея? Это хорошо! Это превосходно, Сергей Михайлович! Я рад и даже, признаюсь, смущен… Давно я такого не слышал: у меня идея! Что вам нужно? Хотите посоветоваться? Или кого-нибудь к вам подключить?
32
Для лиц, несведущих в кибернетике: кривая Пеано проходит через все точки плоскости (прим. Сергея Невлюдова).
– Попозже, Вил Абрамыч, через месяц. Идея в стадии обдумывания, и я нуждаюсь лишь в тишине и покое. Словом, в творческом отпуске, дабы бродить и размышлять… Больше ничего не надо.
Он кивнул.
– Творческий отпуск? Не возражаю. Что с вашими дипломниками и аспирантом?
– Дипломные работы готовы, осталось только выбрать рецензентов. Аспирант трудится, пишет. Обзор, первая глава… Пока я ему не нужен.
– Вот и отлично. Бродите, размышляйте, а будет такая необходимость – прошу ко мне. Обсудим.