Заклинатель змей
Шрифт:
"Что он чертит, что пишет? С него станет — сочинить в честь султана какую-нибудь, еще небывалую, лунную иль звездную касыду. Негодяй! Выйдешь ты, наконец, оттуда? Нет, я опять не усну нынче ночью, если не взгляну, чем ты занимаешься".
Омар прикидывал на листах облик будущих сооружений Звездного храма. "Итак… Стоящий прямо широкий прямоугольник с глубоким полукруглым вырезом сверхуПерпендикулярно к нему, к середине выреза, примыкает одной из сторон прямоугольный треугольник… И впрямь, нацеленное в небо, это сооружение будет
Поскольку тут глубокий вырез, означающий дугу полусферы… треугольник покоится на ребре… сооружение же — не чертеж на бумаге, оно объемно… и речь идет о немыслимо больших расстояниях, то… нужен расчет равноотстоящих линий". Уже давно хотелось пить. Омар пошарил вокруг себя, нашел пустой кувшин, отбросил.
"Хм… Похоже, мы здесь опять упремся в допущение Эвклида: "Если прямая, падающая на две прямые, образует внутренние и по одну сторону углы, в сумме Меньше двух прямых…"
— Чем изволит утруждать свой драгоценный разум наш ученый друг? — прозвучал над ним чей-то сладостный голос. То "эмир поэтов", крадучись, проник в библиотеку.
Омар даже глаз не вскинул на него. Только дернул щекой: не мешай. Так сгоняют муху, когда руки заняты делом.
"…то прямые, если их продолжать, пересекутся с той стороны, где углы меньше двух прямых".
— Не приказать ли слуге принести шербету? — не уходил Абдаллах.
— Пусть принесет, — услышал его наконец Омар. — И питье, и еду, и свет. И постель, — мы здесь будем ночевать. — Он взглянул на алебастровые решетки окон — за ними синел уже вечер.
"И он еще может есть? — вздохнул Абдаллах. — Ах, чтоб хлеб застрял в твоей глотке острым углом".
***
Омар, тут же забыв о поэте, вновь склонился к чертежам. Зловредный пятый постулат! — В силу этого каверзного допущения, что подкинул ученому миру хитрый старик Эвклид, через точку вне прямой можно провести не более одной прямой, не пересекающей данную.
Неубедительно. Ибо не доказано. И посему — сомнительно. Треклятый пятый постулат… кто не пытался уточнить его, доказать как теорему! По крайней мере тридцать сочинений, объясняющих Эвклидовы «Начала» и задевающих пятый постулат, накопилось в мире по сей день. Но все они логически несостоятельны. Вообще с ним чтото неладно, с пятым постулатом. Эвклид здесь затронул мимоходом нечто, что не вяжется ни с чем другим в его трудах.
"Жаль, я редко бываю на стройках, — горюет Омар. — У меня мало наглядных представлений. Начнем возводить обсерваторию — буду жить на площадке, думать, смотреть, все делать своими руками".
Темнеет. Где же свет? Омар отложил наброски, потянулся. Поодаль, за опорными столбами, корпят над бумагой Исфазари, Васити. Счастье — работать с такими. Не то, что с полуслова — с полувзгляда понимают, чего ты хочешь от них. Да, ученые — особый мир в этом трудном мире. Особый народ в народе, живущий по своим законам.
Не вызвать ли сюда еще Мухтара? Нет, в Самарканде он нужнее. Пусть хоть один математик трудится в краю, где рожден. Что за жизнь — скитаться по чужим городам.
Омар расспросил людей о шейхе Назире. Оказалось, увы, старый учитель умер два года назад по дороге из Астрабада в Тебриз. Должно быть, опять ему пришлось бежать. Мир его праху! Жаль. Без него Омар никогда не стал бы тем, кем он стал теперь…
Где же огонь, почему не несут? Ага, вот у входа вспыхнуло желтое зарево. Припомним пока кое-что из Эвклида, пять общих понятий к пятому постулату…
— Пожалуйте к столу, — позвал молодой Васити. Оказалось, кто-то уже расставил светильники, принес поднос с едой. Омар, не глядя, что-то съел, что-то выпил и, захватив кувшинчик легкого вина и чашу, вернулся на свое место.
Ну-с, пять общих понятий о сравнении величин.
1. "Равные одному и тому же равны между собою…"
— Милый, не пойдешь ли со мной… подышать свежим воздухом в саду?
Поднял Омар туманный взгляд: перед ним в ярком свете — золотисто-смуглое женское лицо, все в темных точках мелких родинок. Точно румяный сдобный хлеб, густо посыпанный анисовым семенем.
Опустившись на колени, служанка делала вид, что прибирает что-то вокруг столика. В длинных карих глазах — задумчивая боль. Призывно лизнула дрожащую верхнюю губу, нежно шепнула:
— Пойдем?
— Сейчас, — ответил Омар как во сне. Ткнул пальцем в Эвклидову книгу. — Вот, закончу сейчас, и пойдем. Подожди немного. Сейчас…
Не стала ждать. Встряхнула головой, ушла. Обиделась? Похоже.
"2. Если к равным прибавить равные, то и целые будут равны…"
Растекаются талой мутной водой мысли, совсем недавно — ясные, четкие.
"З. Если из равных вычесть равные, то и остатки будут равны…"
4. Совмещающиеся друг с другом равны между собою.
5. Целое больше части."
Как будто все бесспорно. Однако… до чего же бескрыла эта геометрия! Она боится взлета, неожиданной кривизны, непредусмотренного движения. В ней все настолько иссушающе правильно, что нет места поиску, дерзкой работе ума. Вывиха нет, дикого озарения! Это геометрия циркуля и линейки. А с их помощью, как убедился Омар на своих уравнениях, решишь не всякую задачу. Ведь пространство не может состоять из одних лишь дохлых плоскостей.
Уж так ли непререкаем Эвклид? Омар прочертил мысленно четкую линию к немыслимо далекой синей Веге. И рядом с нею — другую. И провел их далее, в бесконечность. Так неужели в этой жуткой бездне, живущей по никому еще неведомым законам, вторая линия так и будет покорно следовать за первой, не смея ни отойти от нее, ни приблизиться к ней? Несмотря на чудовищные провалы, смещения и завихрения в космических пространствах?
***
В излучине реки, текущей мимо Исфахана к юго-востоку, у дороги в Шираз, из глубин земли выдается обширный пологий купол.