Заклинатель
Шрифт:
– С человеком - да!
– рявкнул Вестар.
– С человеком обращаются по-человечески! Но кто такой ты, чтобы с тобой общались как с человеком?!
– Что ж… Вы сами сказали это. Так что вопрос закрыт. До свидания.
– Ах ты!..
– Что здесь происходит?
Они только не подпрыгнули от жёсткого голоса позади них. Шериф.
Я взрослее - и быстрей сориентировался.
– Арни, прошу прощения за беспокойство. Мне жаль, что вам пришлось хлопотать перед дамой за меня, но боль прошла, и лекарства не нужны. Что я и пытаюсь
– Все вышли. Я не вижу ваших лиц, но хочу разобраться в ситуации.
– Голос Шерифа стал тягучим и даже ленивым. Хм… Настоящий Техас.
Молодые люди попятились и оказались в коридоре. Я присел на порог конуры.
– Ну?
Полли, поглядывая на меня с уничижительным, ярко написанным на её выразительном личике презрением, принялась с возмущением рассказывать, что, по её мнению, произошло. Вестар поддакивал. Когда Полли выдохлась с возмущением, Арни поглядел на меня.
– Брис?
– Ещё раз приношу извинения за напрасную тревогу и беспокойство, - упрямо повторил я. Обида была слишком сильной, даже если учесть, что они обидели именно меня, не зная, кто я. Обида за себя и за Бриса.
Шериф попеременно посмотрел на нас - на всех троих, вздохнул и велел:
– Брис, зайди к себе. Полли - следом.
– Но…
– Быстро!
Третьим зашёл он сам. Вестар было сунулся в мою конуру, но, кажется, Шериф показал ему свой костлявый, но впечатляюще выглядящий кулак, и тот ретировался.
– И что?
– вызывающе спросила Полли.
– Брис, покажи синяк.
Помешкав, я неохотно поднял край рубахи. В просьбе Арни не было "волшебного" слова, но он сказал спокойно, а задерживать его мне очень не хотелось - знал, что сейчас на его плечи взвалено очень многое.
Полли издала какой-то странный звук за моей спиной - то ли всхлип, то ли оханье, чем-то торопливо зашуршала - и на мою многострадальную поясницу наконец снизошло облегчение. Пару раз я вздрогнул, когда она прошлась пальчиками по особенно болезненным местам. И - усмехнулся: жаль, что это не Лидия, и хорошо, что это не Лидия. Мне не хотелось бы, чтобы она переживала за меня. От неё мне хотелось другого.
Мягкие шаги уходящего из камеры.
– И стоило выпендриваться, - тихо сказала Полли.
– А наезжать стоило?
– шёпотом откликнулся я.
Она промолчала, а потом, видимо придумав ответ, сказала:
– Я же знала, к кому иду.
– И боялась, что этот кто-то немедленно набросится на тебя и убьёт.
– Сколько сарказма…
– Сколько патетики…
– Всё.
– Спасибо.
Она закрутила колпачок на тюбике, исподлобья глядя, как я одёргиваю рубаху.
– Вечером сделаю инъекцию. От мази кровоподтёк с синяком сразу не пройдут. Где ты так?
– Упал.
– Ходить не умеешь?
– Угу.
Больше она ничего не сказала, зато, к моему удивлению, кивнула на прощанье и вышла. А я остался рефлексировать, усевшись на полу, на своей постели, и осторожно прислонившись к стене. Что произошло? Обычно, если меня не понимают, я стараюсь отмалчиваться, не вступать в спор или, тем более, в распри. Почему же сегодня упёрся… дерзить, как самый настоящий обиженный мальчишка, которого не понимают? Я не слышу ни внешне, ни внутренне никаких голосов. Настоящий Брис мёртв. Я на его месте. Но чем дальше, я всё больше замечаю за собой чисто мальчишеские выходки. Это не эйфория от владения новым телом?
И тут, ни с того ни с сего, я вдруг придумал теорию, как я здесь очутился, в этом теле, и кто я такой на самом деле. Я верю в реинкарнацию души. Получается, я умер в тот день, когда мне показалось, что меня душат. Возможно, был инсульт. После долгих странствий во времени и по телам моя душа оказалась в теле новорождённого Бриса. Но, говорят, это большая редкость, чтобы реинкарнирующая душа помнила свои прошлые жизни. А моя в теле Бриса пережила потрясение, когда его пытались убить сокамерники. И душа вспомнила один из однажды пройденных путей. Кармически моя душа не прошла свой путь в этом теле до предопределённого ей конца. Поэтому вызвали из небытия моё сознание, так как Брис со своей ролью в жизни, предназначением, не справился.
Мои философские размышления прервала Лидия.
– Брис, ты успел поесть?
Я радостно поднялся ей навстречу, почти подбежал к двери.
– Не хочется что-то.
– Это сейчас не хочется, а вечером, к концу работы, оголодаешь по-страшному. Пошли ко мне. Лоренс сказал, ты любишь молотый кофе. Моя соседка сварила. Я оставила тебе немного. Ну как?
– Соблазнительница, - сказал я и послушно пошёл следом за женщиной.
В камере Лидии, кроме молчаливой Кэт, сидел и Лоренс. Он баюкал в руках пластиковый стаканчик, в котором колыхалась дымящаяся тёмно-кремовая жидкость. Мне он улыбнулся и сообщил:
– Приходил Арни, сказал, что проходил мимо, а к тебе зайти некогда. Оставил твои вещи из твоей старой камеры. Вот и вот. Велел передать, когда пойдём на работу. Но раз уж ты зашёл сам… То есть тебя пригласила Лидия… - Он запутался и снова смущённо улыбнулся, показывая рукой в сторону.
Под столом, прислонённые к ножкам, стояли две сумки - одна бумажная, другая - огромная, больше похожая на кожаный мешок. Я сел рядом с Лоренсом и взял первую сумку - бумажную. Заглянул.
– Здесь вещи. Не новые. Но почему отдельно?
– Во время крио-сна все были одеты в одинаковые комплекты, - сказала Лидия.
– А потом переоделись в своё. Наверное, один ты ходишь всё в том же. Про старую твою одежду я как-то забыла. Наденешь сейчас?
Я наполовину вывернул сумку, положив себе на колени довольно приличную одежду. Сумку продолжал оттягивать вес тяжёлых ботинок.
– Иди в конец комнаты, - велела Лидия.
– Кэт тебе не помешает, а мы смотреть не будем. Давай быстро и не стесняйся.
Так, вместе с сумкой и ворохом вещей, я прошёл переодеться.