Заклятие роз
Шрифт:
Марта повернулась к Полине и увидела, что та сидит задумчиво на кровати, а её платье лежит в стороне.
— Что случилось? — спросила Марта.
— Не знаю. Как-то грустно стало. Будто что-то безвозвратно уходит.
— Оно всегда уходит — время. Только мы обычно не обращаем на это внимания, не замечаем, — ответила Марта. — А сегодня особенные обстоятельства, вот и заметно.
— У меня такое ощущение, что это не время уходит, а жизнь. И что больше как прежде никогда не будет, — Полина грустно вздохнула.
— А
Полина на улыбку не ответила. Он легла на кровать и подтянула колени к груди.
— Ну что ты, дорогая? — заботливо спросила Марта и подошла к подруге.
— Я боюсь, — ответила Полина.
— Я тоже боюсь, — вздохнула Марта и села на кровать рядом с Полиной. — Иди ко мне, будем бояться вместе…
Полина развернулась и легла головой Марте на колени. Марта принялась гладить подругу по волосам и, покачиваясь, тихо напевать:
Над рекой калина спелая,
Наливалась соком.
Обожгла я руки белые
Молодой осокой…
В молодой осоке прячутся
И дожди и солнце.
Ой, кому-то нынче плачется,
А кому смеётся… *
* (Прим.: стихи С. Хохлова и Б. Петрова и музыка В. Ушакова)
Голос Марты был мягким, грустным. Песня лилась словно бы из души в душу, врачевала и поднимала над суетным миром, над болью, страхом, тоской, пока не стихла, оставив после себя шлейф умиротворения.
Полина шмыгнула носом и, повернув голову, заглянула Марте в глаза.
— Откуда ты знаешь такие песни?
— Мама мне её пела. Сначала вместо колыбельной, а потом я выросла, и мама пела её уже когда хотела успокоить меня, ну когда у меня неприятности случались… А потом мы иногда пели вместе на два голоса. Эту и другие песни… Мы вообще с мамой и папой много пели. Просто так. Играли в песни. — Марта улыбнулась воспоминаниям.
— Это как? — спросила Полина.
— Один начинает песню и останавливается в любом месте. Следующий должен вспомнить другую песню, в которой есть слово, на котором остановился первый, и запеть её. И тоже остановиться в любом месте… Повторяться нельзя. Победит тот, кто больше песен вспомнит.
— Интересная игра, — задумчиво сказала Полина. — А мы не играли ни в какие игры. Мама то на работе, то уставшая. Папа тоже вечно занят. А к бабушке Наде я редко ездила. Это которая папина мама. У неё интересно было. Мы с ней траву в огороде пололи и ягоду собирали. Она дымовушки делала, но комары и мошка всё равно кусались. Мама потом ругалась на бабушку, говорила, что у меня аллергия на комаров. А мне в огороде с бабушкой очень нравилось. Бабушка учила отличать сорняки от морковки. И червяки там ползали. А ещё она учила меня пирожки печь из щавеля. Они такие вкусные получались, кисло-сладкие.
— А мамина мама? — спросила Марта.
— Мамина? — Полина вздохнула. — Она рядом жила, меня часто оставляли с ней. Она давала мне задание — книжку прочитать или решить задачи по математике, или упражнение по русскому сделать, а сама проверяла тетради и готовилась к урокам — она учительница. А потом ругалась на меня, что я тупая и не понимаю элементарных вещей. А я действительно не понимала…
Анна Юрьевна с Петром Ильичом вышли из душа, Пётр Ильич опустился в кресло, а Анна Юрьевна села перед ним на колени и принялась осматривать его ступни, аккуратно вытирая, смахивая соринки полотенцем.
— Эх, — посетовала Анна Юрьевна, — сюда бы сейчас мою аптечку! Ноги обработать надо и тебе нужно полежать, чтобы подзажило.
— Это исключено! — Пётр Ильич был категоричен. — Я пойду с вами, и это не обсуждается!
Марта оставила Полину и подошла посмотреть ноги Петра Ильича. Взглянув покачала головой.
— Неужели они не могут найти подходящую обувь?! — возмутилась Полина, которая тоже подошла к Петру Ильичу с Анной Юрьевной.
Анна Юрьевна вздохнула и подняла обмотки. Они не сильно истёрлись, но запачкались и для защиты воспалённых ног не годились.
— Состирнуть? — задумчиво сказала Анна Юрьевна. — Так высохнуть не успеют…
— Я думаю, они в любом случае для сегодняшней ночи не годятся, — сказала Марта.
— Почему? — удивилась Полина. — Нет, я понимаю, что грязные, но…
— Не поэтому, — Марта покачала головой. — Думаю, зелёные платья не только потому, что праздник.
— А почему же ещё? — Полина удивилась. — Не в чёрных же на праздник идти!
Анна Юрьевна посмотрела на девушек и сказала:
— Думаю, Марта права. Платья защищают… А мы вот что сделаем!
И, взяв ножницы, Анна Юрьевна отрезала от своего праздничного платья небольшие полоски — не по кругу, а только с боков, так, чтобы из этих полосок можно было сделать стельки и уложила их на лоскуты от чёрного платья.
— Вот так, думаю, получше будет! А? Как я придумала?! — с гордостью спросила она.
— Ты у меня умница! — похвалил Пётр Ильич, и Марта с Полиной согласились с ним.
Но радовались недолго. Дверь распахнулась и в комнату стремительно вошёл Серафимович.
— Солнце село! Вы почему ещё здесь?! — с порога начал он. — Да ещё и не одетые!
— Мы вот… — растерянно сказала Анна Юрьевна, показывая обмотку со стелькой.
Серафимович глянул на стельку и, демонстративно застонав, воздел руки к потолку. А потом, раздраженный, повернулся к Марте с Полиной.
— Быстрее давайте! Я жду! — сказал он и скрестил руки на груди.
Марта с Полиной переглянулись и уставились на Серафимовича.
— Ну что стоите? Переодевайтесь!
Стало понятно, что он не собирается уходить.
Первой это поняла Анна Юрьевна. Она взяла обмотку и стала оборачивать ей ногу Петру Ильичу.