Заключенный на воле
Шрифт:
Исполненные боли и ярости крики сообщили, что Помощники напоролись на проволочные ловушки. Шум суматохи перекрыли чьи-то гневные приказы. К какофонии добавился рев палеленов, рвущихся в драку. Лэннет взглянул на Свободных, спрятавшихся за скалами. На лицах бойцов читался явный страх перед животными; люди вглядывались в темноту и нервно поеживались.
Несколько минут преследователи проделывали проход в проволоке. Вопли палеленов превратились в нетерпеливый лай. Помощники с трудом пробирались следом за этими тварями — всех их скрывали заросли хескера, и лишь покачивание потревоженных растений указывало на продвижение погони.
Когда
Звуковые волны подобной силы оглушали человека не хуже удара дубинкой по голове. Даже Свободные, защищенные расстоянием и поспешно всунутыми в уши затычками, содрогнулись. На палеленов же это низкое гудение не действовало. Для них припасли несколько перенастроенных генераторов; после предыдущего басовитого звука этот был практически неслышим для человеческого уха. От неслышимой высокой ноты палелены словно взбесились. Над смертельными криками пострадавших людей поднялись неописуемые вопли обезумевших животных. Помощники-проводники принялись звать на помощь — их подопечные превратились в берсерков.
— С ними покончено, — сказал Лэннет командиру арьергарда. — Выждите еще несколько минут, убедитесь, что они не сумеют сорганизоваться, и двигайтесь следом за нами. Отступайте и действуйте на свое усмотрение.
Парень кивнул, и Лэннет ушел. Он быстро добрался до того места, где была приготовлена засада, и приказал бойцам двигаться за ним, на соединение с основными силами. Один из повстанцев, человек, давно уже примкнувший к Свободным, сказал:
— Жалко, что эта светомузыка их остановила. Если бы они добрались сюда, мы бы сбросили их с гребня.
Лэннет, не мешкая, поинтересовался:
— Как ваше имя? Парк — и еще как-то, верно?
— Паркронар. Вы что, вправду обо мне слыхали? Удивительно.
— Я вас знаю. Вы — хороший человек. Храбрый. Но вы не правы. Для нас убийство и нанесение ран — лишь наименьшая часть войны. Если мы позволим ей превратиться в простое противоборство, то неважно, насколько упорно мы будем драться, — мы все равно проиграем. Те, кому повезет, умрут. Остальные окажутся в лаборатории Этасалоу. Мы причиняем вред только тем людям, кому вынуждены его причинить. Остальных нам нужно перетягивать на нашу сторону. Мы стремимся покончить с Улласом и его правительством, а не с его людьми.
— А тогда на кой мы взорвали этот энергетический комплекс? Уллас просто отстроит его, да и все. А эти парни, которых мы убили, — их друзья возненавидят нас, разве не так?
— Некоторые — да. Мы делаем ставку на то, что Улласа они возненавидят сильнее, чем нас.
Они обогнули отрог горы, и перед ними открылась огромная долина, в которой лежал Ясил. Кое-где уже появился свет, отдельные проблески, — это заработали аварийные генераторы. Впрочем, куда большее внимание привлекали другие пятна света. Они были красно-оранжевыми, мерцающими, словно звезды, оказавшиеся не на своем месте, и от них поднимались столбы дыма, выделявшиеся на фоне зданий.
— Смотрите,
Прорываясь сквозь дым и мерцание пламени, понеслись аварийные и полицейские электромобили. Полицейские удалили весь гражданский транспорт из города, заменяя собою уничтоженный центр по контролю над движением. К самым крупным пожарам стягивалось противопожарное оборудование.
Паркронар, на которого все это явно произвело немалое впечатление, сказал:
— Темнота затянула нас. Советник теперь расколет каждого человека в городе.
Лэннет рассмеялся — неприятный, скрежещущий звук.
— А куда бы вы направились, если бы Уллас потерял контроль над вашими записями, но все равно продолжал мучать вас? Кто обучит вас, так, чтобы вы могли отомстить за утрату близких или своего имущества?
— Так вот, значит, как это работает… Мы натравливаем советника на его людей, вынуждая их выбирать: он или мы. Что-то мы не очень красиво выглядим.
Неожиданно Лэннет припомнил их разговор с Трей почти в такой же ситуации, когда горячка боя улеглась и оставила после себя странное, противоречивое чувство. Лэннету оно было слишком хорошо знакомо: не разочарование, а скорее глубокое ощущение неуверенности, разъедающее душу. А стоит ли ему продолжать этот разговор об общих понятиях? В конце концов, его заставили обучать этих людей, а психологические консультации в его задачу не входят.
— Все зависит от точки зрения, — Лэннет взмахнул рукой. — Эти люди там, внизу, получили от власти совершенство, если это то, чего они желали. Никто не проиграл и никто не получил значительного выигрыша. Конкуренция за рабочие места — умеренная, такая, чтобы поддерживать людей в напряженном состоянии, не доводя при этом до чрезмерных стрессов. Ни настоящей бедности, ни обособившегося высшего класса, препятствующего нижестоящим подняться выше уровня комфорта. Стабильность. Порядок. Если Этасалоу превратит их мозги в жвачку, большинство даже не заметит. Или им будет безразлично.
Некоторое время собеседники молча продвигались вперед в темноте, вглядываясь в отдаленные огни, насколько это позволяла дорога. Наконец младший сказал:
— Вы ненавидите этих людей — там, в долине? А как же тогда вышло, что вы пришли сюда вместе с нами и рискуете ради них своей шкурой?
На этот раз в смехе Лэннета прозвучало искреннее веселье, несмотря на то, что разговор явно сворачивал в ту сторону, куда Лэннету забредать не хотелось.
— Я не ненавижу их. Я считаю их дураками, но не испытываю к ним ненависти.
— Ну ладно, все равно — зачем сражаться за дураков?
— На самом деле я не знаю. Возможно, я стал солдатом потому, что это занятие нравится мне куда больше, чем мне хотелось бы признавать, нравится руководствоваться собственными правилами и уставами. Но я надеюсь, что дело не только в этом. Я надеюсь, что я сражаюсь потому, что верю: если человек желает быть распоследним дураком, следует позволить ему вести себя как дурак и не требовать, чтобы он стал кем-то иным. И еще я считаю императора Халиба хорошим правителем, стремящимся принести максимум добра наибольшему количеству своих подданных.