Заключенный
Шрифт:
Я жду, желая узнать намного больше, желая узнать все. Но я не могу просить слишком много. «Как долго» — это простой вопрос.
— Пожалуйста, — говорю я. — Я не хочу ненавидеть его.
Я сожалею о сказанном, как только слова вылетаю из моего рта. Они ощущаются слишком верными, и я не должна чувствовать себя плохо из-за него. То, что он, будучи ребенком, находился в ловушке в подвале, не дает ему право убивать людей и брать заложников.
После долгого молчания, когда я думаю, что он уже
— Шесть лет.
Мое сердце останавливается, а затем начинает бешено колотиться. Шесть дней — я не была бы в шоке. Шесть недель — имело бы смысл. За это время он бы уже считался пропавшим и его изображения уже бы напечатали на различных коробках и распространили в школах, для других детей, находящихся в безопасности, чтобы они рассматривали их во время ланча. Шесть месяцев… ну, об этом больно думать. Я не могу даже измерить глубину шести лет. Пленник на протяжении шести лет. Никакого телевизора. Никаких игр.
Смех незнакомца хриплый.
— Я шокировал тебя. И теперь думаю, что… Ты позволила мне поверить, что ты знала больше, чем было на самом деле. Умная. Узнаю твоего похитителя.
— Именно такой и есть Грейсон? — говорю я, зная, что зашла слишком далеко.
Воздух вибрирует. Я чувствую, что мужчина отходит от меня.
— Ты должна спросить его, — говорит он.
Потом он уходит. Но нет времени, чтобы рассматривать вариант побега, потому что так же быстро кухня наполняется знакомыми шагами.
И, хотя я с завязанными глазами, я знаю, что это он передо мной.
24 глава
Грейсон
Когда я прохожу мимо Нейта, он даже не смотрит мне в глаза. Он просто выходит из кухни, проверяя свой телефон. В моем поле зрения, но на расстоянии. Отдельно. Как будто дополнительные полтора метра могут держать его в стороне от того, что я здесь делаю с Эбби. Исходя из его поведения, я уверен, он что-то рассказал обо мне, и это мне не понравится. Но я не беспокоюсь об этом. Мы бы никогда не пошли друг против друга. Мы бы убили друг за друга. Мы уже сделали это.
Эбби сидит там, где я оставил ее, — на кухонном стуле с завязанными глазами. Нетронутый стакан апельсинового сока стоит напротив нее на столе. Она не притронулась к нему.
Мне нужно поспать. Это означает, что ей нужно поспать. Я измельчаю таблетки, которые достал из тайника Нейта. Успокоительное, предназначенное для собак и кошек. Высыпаю их в стакан с соком.
Она сможет распробовать его, но это не будет иметь значения. Я не собираюсь скрывать тот факт, что подмешиваю ей что-то.
— Вот, — бормочу я, взяв ее за руки и показывая, где находится стакан, убедившись,
на делает глоток и кривится. Я хватаю стакан прежде, чем она сможет разбить его.
— Что это? — спрашивает она, отплевываясь.
— Это поможет тебе поспать.
— Ты накачал меня наркотой?
— Пока нет, — говорю я ровно. — От одного глотка ничего не будет. Ты выпьешь весь этот стакан.
— Черта с два!
Ее ругательства возбуждают меня. И это проблема, потому что через час она уснет.
— Ты выпьешь это, иначе тебя ждет альтернативный вариант, включающий в себя клетки и металлические наручники. И тогда я бы, вероятно, всадил тебе лошадиную дозу транквилизатора, чтоб уж наверняка.
Потому что, судя по ее запястьям, она будет готова сломать себе руку, чтобы выйти. Большинство людей думают, что они сделают все, чтобы сбежать. Но они не сделают этого.
Она отличается чем-то. Она неугомонная и немного чокнутая. Это означает, что я не могу доверять ей. Также означает, что я очень, очень хочу ее. Чтобы ощутить всю эту дикость под собой.
— Но почему?
Ее голос писклявый, боязливый. Ей страшно. От этого что-то в моей груди скручивается.
— Это всего лишь легкая доза Эбби. Но правда в том, что я не могу доверять тебе, после того, что случилось в мотеле.
Она вздрагивает, как будто я причиняю ей боль. Наверное, я действительно сделал это. Но я не могу рисковать тем, что она может сбежать от меня, пока я сплю. Я не могу заставить Нейта присматривать за ней.
И прежде всего, я не хочу быть вынужденным связать ее запястья, в то время как они уже изодраны. Я не причиню ей большую боль, чем должен.
— Выпей это, — говорю я более мягко. — Этого достаточно для десятикилограммовой собаки. Они расслабит тебя, но без потери сознания.
Она подчиняется мне. Ее руки дрожат, пока она подносит стакан к губам. Я помогаю ей удерживать его, пока она пьет, почти жадно, после того, как решила сдаться.
Я думаю, она хочет забыться настолько же, насколько я хочу подарить ей это.
Я смотрю, как она пьет, смотрю как маленькие капельки на ее верхней губе блестят, словно звезды, а затем она слизывает их языком.
— Так-то лучше, — говорю я ей. — Ты не предоставишь мне никаких неприятностей этим вечером.
— Да, — говорит она тихо.
Я поднимаю голову и замечаю, как Нейт уставился на нас с выражением, которое я абсолютно не могу прочесть. Мне все равно. Пусть думает все, что он, мать его, хочет. Я заглядываю в его холодильник.
— Ты любишь чернику?
Она кивает.
Достаю миску и беру самую большую ягоду. Сочная и почти фиолетового цвета.
— Вот, — говорю я, прижимая ягоду к ее губам.