Заключительный аккорд
Шрифт:
— Мы наверняка отклонились от курса, и наши зенитчики приняли нас за фашистского разведчика! — прокричал на ухо Хельгерту Руди Бендер.
Неожиданно раздался глухой удар, как будто самолёт ударился обо что-то, потом разрывы зенитных снарядов остались позади. «Хейнкель» летел со скоростью триста девяносто километров в час. В ту пору эта скорость могла показаться непосвящённому человеку безумно огромной, но сидевшие в самолёте люди, напротив, считали её по-черепашьи медленной.
— Приготовиться к прыжку в запасном районе, основной, к сожалению,
— Ну тогда поддай газу, товарищ, — раздался из темноты бодрый голос Юрия.
Тень пилота качнулась вправо. Выпрямившись, он прокричал:
— Проклятие! Правый мотор забарахлил! Что-то случилось!
— Лети, пока можешь! — раздался голос Бендера. Особенного беспокойства в нём не чувствовалось, это был бескомпромиссный приказ «Вперёд!», приказ преодолеть первое препятствие, возникшее при выполнении боевого задания.
Правый мотор тем временем стал барахлить ещё больше.
Гитлеровцы собьют нас, как воздушный шар!
И снова перед носом машины начали рваться снаряды. Одна за другой в ночное небо взлетали осветительные ракеты. Некоторые из них описывали дугу над самолётом.
Хельгерт почувствовал, как спазма сжимает его желудок.
«Это, конечно, не от страха за свою жизнь, — мысленно уговаривал себя Фриц, — просто я опасаюсь за задание, которое обязан выполнить».
Все молчали, вслушиваясь в прерывистый рокот правого мотора, винт которого пока ещё вращался. Но как долго он будет крутиться? На этот вопрос не мог ответить ни один человек.
«Они сначала нас запеленговали, а затем открыли огонь из зениток. Чистая случайность, что до сих пор ни один снаряд не разнёс нас в щепки», — думал пилот.
В этот момент заложило уши, как это бывает при разгерметизации кабины. Осколок снаряда пробил кабину сбоку.
— Вариант второй! — повернув голову, громко крикнул наблюдатель. — Никакой посадки. «Птичка» потом не сможет подняться в воздух. Будем прыгать! Высота — пятьсот метров.
— Приготовиться! — скомандовал Хельгерт и невольно подумал о том, что голос снова стал таким же зычным, как и тогда, когда он командовал батареей.
Бендер проверил, всё ли правильно защёлкнули за трос карабины вытяжной верёвки.
Наблюдатель на несколько мгновений зажёг карманный фонарик, окинул беглым взглядом пятнистые маскхалаты, отметил лёгкую усмешку на лице Юрия, под подбородком которого красовались петлицы с черепом и скрещёнными костями.
Внизу, на земле, далеко впереди горел костёр. Пламя его было таким бледным, будто он вот-вот погаснет. Через несколько секунд сбоку от него показался и второй костёр. Польские партизаны действовали чётко.
Пилот, резко изменив курс, повёл самолёт прямо на огни, которые стали видны отчётливее.
— Ещё десять секунд!
Луч света от карманного фонарика упал на люк, створка открылась. В фюзеляж ворвался упругий поток ледяного воздуха.
— Осталось пять секунд!
Хельгерт первым подошёл к люку. Огней внизу уже не было видно. За своей спиной Фриц чувствовал учащённое
— Пошёл!
Хельгерт рванулся в темноту, в лицо ударил холодный воздух. Он почувствовал резкий рывок, — значит, парашют раскрылся. При скупом свете месяца Фриц умудрился увидеть шёлковый купол парашюта соседа. Правая рука инстинктивно нащупала и обхватила шейку приклада автомата. Шум моторов самолёта удалялся от него. Хельгерт невольно заскрежетал зубами: операция началась далеко не лучшим образом.
Сбоку от снежной равнины вырастала тёмная стена леса.
«Лес! — обожгла Фрица мысль. — А ведь он должен находиться по крайней мере двумя километрами: правее».
Сильный ветер сносил парашютистов на лес. Скорость снижения пять метров в секунду.
— Чёрт возьми! — выругался Фриц, но даже не услышал собственного голоса.
Он упал в снег, который оказался не особенно глубоким. Вскочив на ноги, начал гасить купол парашюта, забыв на время о своих товарищах.
Метрах в двухстах от него промелькнула чья-то тень. Это приземлился Григорьев.
— Пилот явно нервничал и сбился с курса, Фриц, — проговорил Юрий, подойдя к Хельгерту. — Сначала он влетел в зону огня собственных зениток, а затем сбросил нас чуть ли не на лес.
— Ты остальных наших видел?
— Видел. На деревьях.
Они направились к лесу и на опушке его натолкнулись на Хейлемана и Бендера.
— Шнелингера нет.
Замолчав, все жадно вслушивались в тишину ночи, но ничего не услышали.
— Он прыгал за мной, — заметил Бендер.
— Возможно, застрял где-нибудь на верхушке дерева? В голосе Хейдемана слышалась тревога.
Юрий, набрав в лёгкие побольше воздуху, несколько раз крикнул, подражая сойке. Потом ещё и ещё. Прислушался, по никакого ответа не получил. Лишь ветер шумел в кустарнике, наполовину занесённом снегом.
— Далеко его никак не могло отнести. Придётся прочесать окраину леса. — Хельгерт был спокоен. — В цепь, зрительной связи друг с другом не терять! — приказал он.
Со стороны шоссе послышался приглушённый шум машин. Он приближался с юго-запада, через несколько минут стал более отчётливым, а затем начал стихать и окончательно исчез в юго-восточном направлении. Там, километрах в двадцати от места приземления парашютистов, располагался штаб армейского корпуса, куда они и должны были попасть.
Григорьев ещё несколько раз прокричал сойкой, на условный сигнал разведчиков опять никто не откликнулся, сколько они ни прислушивались.
Значит, продолжать поиски, продолжать до тех пор, пока…
Вскоре Бендер обнаружил висящий на дереве парашют. Шнелингер без сознания лежал на земле. Левое бедро его пропорол острый обломок дерева толщиной с руку. Лоб был окровавлен. Лицо бледное, как у мертвеца; видимо, Шнелингер потерял много крови.
Случай довольно тяжёлый. Первым делом раненого нужно хорошо перевязать. Часы показывали два часа тридцать минут после полуночи…