Заколдованная

Лоуэлл Элизабет

Она хотела ответить, но с ее губ сорвался лишь прерывистый крик. Вспыхнувшая в ней страсть должна была испугать ее. Но когда Дункан прикоснулся к ней, то вся девическая осторожность и осмотрительность Наделенной Знанием сгорели дотла в жарком пламени его желания.

И ее собственного. Слившегося воедино желания их обоих, ее и Дункана.

Когда он снова наклонился и взял в рот один из ее набухших бутонов, из горла Эмбер вырвался еще один тихий вскрик. Когда он стал обводить ее выпуклости медленными движениями языка, все ее тело от грудей до бедер как будто пронзила сладостная молния. В ответ ее спина непроизвольно выгнулась, и натянулись складки одежды, которые удерживали ее локти прижатыми к бокам.

Дункан неохотно оторвался от нее, подумав, что несдержанная смелость ласки могла испугать Эмбер.

— Не вырывайся, — нежно сказал он. — Я не сделаю тебе больно.

— Знаю. Но так я не могу…

Она досадливо выдохнула и попробовала выдернуть руки, но вместо этого умудрилась лишь еще туже запутать их в одежде.

— Что ты не можешь? — спросил Дункан.

От порывистого движения Эмбер груди ее колыхнулись, и чувственный жар затопил все тело Дункана. При мысли о том, что она вот так изогнется, прижимаясь к его груди, когда он будет лежать обнаженным между ее ногами, у него потемнело в глазах и перехватило дыхание.

— Я не могу прикасаться к тебе, когда у меня так спутаны руки, — пожаловалась Эмбер.

Дункан решил изо всех сил сопротивляться искушению, которому она его подвергала.

— Думаю, что это даже к лучшему, — сказал он прерывающимся голосом.

— Разве ты не хочешь, чтобы я к тебе прикасалась? — Он усмехнулся, увидев недоумение в глазах у Эмбер, но в следующее мгновение, представив себе, как почувствует руки Эмбер на своем теле, он ощутил прилив такого острого желания, что его трудно было отличить от физической боли.

— Да, — простонал Дункан, проводя усами по одному тугому соску. — И еще раз да, — он повторил свое действие, — и еще тысячу раз да!

Вырвавшийся у Эмбер звук мог означать и удовольствие, и страх. Даже она сама не могла бы сказать, что именно. Ей никогда раньше не приходилось испытывать ощущения более могучего, чем это, порожденное сочетанием ее собственной, только что пробудившейся чувственности, бурного желания Дункана и удивительной силы, с какою он обуздывал свою страсть.

— Но если ты коснешься меня… — начал он охрипшим от страстного томления голосом.

Остальные слова потонули в потоке звуков, исторгнутых у Эмбер, когда Дункан с утонченной нежностью провел зубами по ее соску. Загадочно усмехнувшись, он обратился к другой ее груди и повторил эту первозданную ласку.

— Если ты коснешься меня, — прошептал Дункан, упиваясь мгновенным откликом, который он будил в Эмбер, — то я не смогу с уверенностью поручиться за свою сдержанность.

В этих словах Дункана слышалось растущее сомнение в том, что ему достанет сил устоять перед-таким прекрасным и абсолютным откликом Эмбер на его ласки. Он раньше и не подозревал, что женщина может желать его так сильно и так глубоко, без всякого лукавства или расчета.

— Темный воин, — сказала Эмбер, — ты никогда не нарушишь данную мне клятву.

Уверенность, — прозвучавшая в голосе Эмбер, отразилась и в чистой прозрачности смотревших на него глаз.

В их сияющей глубине он увидел свой темный образ и еще то, что она всецело ему доверяет.

— Рядом с тобой я кажусь себе карликом, — вымолвил Дункан.

— Тогда не возноси меня так высоко, — прошептала она с улыбкой.

— Распутать тебе руки?

Хотя Эмбер знала, что могла бы освободиться и сама, если бы набралась терпения, ей хотелось, чтобы это сделал Дункан. Ей хотелось, чтобы он также понимал полноту ее доверия к нему, как она понимала крепость его обещания.

Он был человеком чести. Честь была стержнем его гордости и силы. Честь сделала его таким, каков он есть.

— Да, — шепотом сказала Эмбер. — Распутай меня. Но Дункан все еще колебался.

— Обещаю тебе не быть слишком навязчивой. — Эмбер безуспешно попыталась скрыть улыбку.

Ответная улыбка Дункана была из тех, что способны заставить лугового жаворонка запеть в полночном небе.

— Это бы меня очень разочаровало, милая колдунья. Дункан неторопливо склонился к грудям Эмбер, щекоча ее теплом своего дыхания, дразня и возбуждая ее шелковистыми прикосновениями усов и языка. Наградой ему были прерывистые вздохи, тихие вскрики и новые попытки освободиться от одежды, стягивающей ей локти.

— Ты меня искушаешь, — сказал Дункан.

— А ты меня мучаешь.

— Но эта мука ведь сладка?

Он накрыл чашей ладони одну грудь Эмбер, стал легонько ее потягивать и мять, катать тугой бутон соска.

— Да, — выдохнула она. — Очень сладка.

— Но не так сладка, как эти розовые бутончики. Эмбер судорожно вдохнула. Она чувствовала, как страсть пронзает Дункана горячими толчками, когда он смотрит на свои пальцы, лежащие на ее грудях.

— И не так сладка, как твой стон, исторгаемый дерзостью моего рта, — добавил Дункан, опять склоняясь над Эмбер.

— О, мои руки, — прошептала она.

И больше ничего сказать не успела, потому что Дункан просунул могучую руку ей под лопатки, этим заставив ее изогнуть спину, и прильнул губами к ее обнаженным грудям. С прерывистым вздохом наслаждения она отдалась его ласкам, не скрывая, в какой экстаз они ее приводят.

Только когда Дункан оторвался от нее и поднял голову, Эмбер поняла, что он совершенно расшнуровал ее одежду. Привстав, он поочередно стянул оба рукава к запястьям и снял их совсем. Потом стал постепенно спускать одежду дальше, обнажая все новые участки бархатистой кожи цвета сливок и прекрасные линии ее тела.

Хотя Дункан жаждал продолжать раздевать Эмбер, он усилием воли заставил руки остановиться на ее талии. Его пальцы стали легко и жадно ласкать упругую плоть.

Этого обоим оказалась недостаточно. Быстрым, грациозным движением Эмбер села. Порыв прохладного ветра заставил ее вздрогнуть. Инстинктивно она натянула складки плаща, чтобы укутать плечи, и потянулась к шнуркам на груди рубашки Дункана.

— Ты тоже сними рубашку, — сказала Эмбер, распуская шнурки. — Останься только в плаще.

— А если я замерзну? — с легкой усмешкой спросил он.