Заколдованное Божоле
Шрифт:
И вот, она вернулась.
– Надеюсь, что Лион всё же будет принимать таблетки – продолжила Ада, с задумчивым видом наливая Зазу третий бесплатный стакан, – Не хватало ещё, чтобы он убил кого-нибудь на нервной почте. Зачем она приехала? Так спокойно было. А теперь все снова с ума начнут сходить. И что в ней такого особенного, не понимаю.
Ада наполнила холодным пенистым пивом полулитровую кружку и поставила на столик мужа. Выпивать он начинал уже с утра, чтобы опохмелиться после бурной ночи с клиентами, и с этим его французская жена уже ничего не могла поделать, тем более что выручка от продаж увеличивалась с каждым месяцем. Ухватив лопатообразной рукой запотевшую кружку, Лазарь лишь криво ухмыльнулся и подмигнул Зазе. Ни одна обычная женщина не сможет понять невозможное притяжение таинственной незнакомки с колдовским огнём внутри.
Ксения с мужем поселились в деревне Ласнас в центре Божоле около трёх лет назад. С этим винодельческим регионом у Себастьяна было много приятных воспоминаний молодости. Летом он играл в любительском мотобольном клубе, этот спорт некоторые ещё называли футболом на мотоциклах. А в августе-сентябре приезжал подзаработать денег на сборе винограда у своего давнего знакомого Поля, брата Жаннины.
Ксение невероятно понравилась местность – деревеньки, построенные в XVIII веке на старой римской дороге, в окружении многовековых замков и более современных поместий, лесов и виноградников, но с местными жителями сложились неоднозначные отношения. Причём, она даже не догадывалась о причинах отчуждения, так как пока не владела в должной степени французским языком, чтобы почувствовать все нюансы взаимоотношений во французской провинции.
Некоторые женщины, особенно жёны богатых виноделов, приняли иностранку в штыки. А всё из-за того, что некоторые мужчины, заглянув в её зелёные глаза начинали грезить ею во сне и наяву. Амандина Де Ренар клялась, что видела, как Ксения разговаривает с камнями и слушает траву, ходит на кладбище и выполняет какие-то ритуалы. Её называли охотницей за мужчинами и ведьмой. Немногочисленные деревенские донжуаны были заинтересованы в знакомстве с ней, но опасались гнева полупарализованного Себастьяна. Их скорый переезд в Париж, сопровождаемый заключением их соседа Лиона в сумасшедший дом, оставил за собой хвост из сплетен, намёков и небылиц.
Глава 3. Алан
Алан Гризар, старший сын владельцев виллы Жаннины и Эрве – высокий худощавый мужчина сорока пяти лет, поднялся по лестнице, ведущей к террасе на уровне второго этажа, которую он помогал пристраивать отцу, присел и стал гладить пса Сами – абрикосового кокер-спаниеля. Ксения обернулась и, встретившись с его прямым взглядом, неожиданно для себя, глаз не отвела. Они улыбались друг другу как соучастники будущей истории, как сообщники, так нежно и радостно, не задумываясь ни на миг о том, что на них могут смотреть другие любопытные глаза.
На протяжении ужина она старалась общаться со всеми, но улыбка и радостные глаза светили ему в большей степени, чем остальным. Алан иногда надевал солнечные очки, и, обращаясь к своему отцу, смотрел на неё, ловя каждый её взрыв смеха и выражение глаз. Пёс, под всеобщие возгласы умиления, выпрашивал то кусочек мяса, то сыр, то десерт. После ужина хозяйка давала Сами вылизать несколько тарелок. Эрве шутил, что они уже не пользуются посудомоечной машиной.
Первый раз он встретил Ксению у своей матери года два назад, мельком, в тёмной прихожей, и как-то бесповоротно осознал, что она была создана для него. Алан был женат, но в последнее время с женой настолько ухудшились отношения, что он мечтал о разводе. Этот зелёный взгляд, иногда грустный, иногда удивлённо-детский, неровный и непослушный смех, её светло-рыжие волосы, всё входило в незаполненные клетки его души и наполняло их чем-то новым и будоражащим. Потом он видел её изредка, прогуливающуюся по горам или среди виноградников, собирающую лесную ежевику, на ирландской вечеринке, то в гостях, но никогда не говорил с ней, но много слышал. О суровом эгоистичном муже, о безденежье, её милом акценте – никто ничего не знал о её родной стране – бывшей советской республике, кажется, о голосе с непривычными уху вибрациями, странным образом влиявшем на мужчин.
Жад, племянница Алана – милая голубоглазая брюнетка девятнадцати лет – скрытно наблюдала за развитием очевидного взаимного интереса иностранки и её дяди и не могла понять, почему никто не вмешивается в рождающийся флирт. Тем более, что Алан к концу вечера стал почти неадекватным, но внимание всех гостей было сконцентрировано на муже Ксении. Себастьян, с аккуратно подстриженной седой бородой и светлыми, зачёсанными назад волосами, кряжистый, правая рука слегка парализована, пил вино, мешая розовое с красным, рассказывал о парижском бомонде, с которым, он якобы, очень близко знаком.
Он жил в своём мире, далёком от реальности, в своей молодости, когда он был неотразимым спортсменом, и женщины сражались за его внимание. Одним лишь взглядом он мог сразить любую красавицу, нечета его скучной жене, которую он, кстати, также покорил очень быстро – за пару дней и Сюша стала ему слишком понятной и предсказуемой, послушной «девочкой». Больше всего его раздражал её постоянно виноватый вид, излишняя, на его взгляд, любезность и книжные запои. Лучше бы уж вино пила, честное слово. Себастьян часто сожалел о том, что не выбрал в жёны очень симпатичную подругу Ксении – яркую брюнетку Натали, преподавателя французского языка.
После ужина часть гостей разъехалась по домам, а остальные смотрели музыкальную передачу по телевизору в гостиной. Ксения поднялась к себе в комнату и присела на край огромной двуспальной кровати, застеленной шёлковым постельным бельём с павлиньим узором. Она пыталась вспомнить цвет глаз Алана, но это не удавалось, он, видимо, часто менялся из-за непостоянного освещения. Единственное, что она помнила – это нежность, исходящую из этих глаз и его живой интерес. В его взгляде не было ничего пошлого, ни нездорового влечения, ни намёков. Так давно никто не смотрел на неё. Ксения вспомнила одну их прошлогоднюю встречу.
С женой Ларой, хирургической медсестрой и двумя дочерями близняшками они проживали в Денисе, на хуторе в пятнадцати километрах от виллы своей матери. Вместе с Жанниной они заехали к Алану домой по каким-то пустячным делам, касающимся подготовки очередной ярмарки бывших в употреблении вещей. Она так и называлась «Очисти чердак» (vide-grenier). Такого рода мероприятия регулярно проводились в доме праздников и обрядов и привлекали множество туристов, желающих приобрести раритетные предметы за дёшево. А местные могли избавиться от ненужного хлама и при этом заработать. Алан обещал матери отдать набор столовой посуды и несколько коробок с детскими книгами Ирис и Анаис, которым уже исполнилось двадцать лет.
Дома была только его жена – невысокая моложавая шатенка с немного бульдожьим лицом, которая почти не разговаривала со своей свекровью, недоброжелательным взглядом изучая высокую, крупноватую фигуру иностранки и её золотистую копну волос. Лара даже не предложила им присесть, ни выпить кофе. Не дождавшись Алана, Ксения с Жанниной решили вернуться в Ласнас. На обратном пути их машины пересеклись, взгляды пересеклись и они разъехались, но через пару минут она почувствовала, как её обнимает нежно-нежно некто невидимый, с укутывающим плащом нежности она ходила несколько дней, прекрасно представляя автора, но и понимая, что они оба несвободны и их будущее бесперспективно. Но сейчас она снова ощутила этот упругий поток наполненности жизнью и веселья. Ксения вдруг осознала, что к мужу уже не испытывает никаких чувств: ни любви, ни страсти, а лишь вину, что он стал инвалидом из-за неё и унылую обязанность, долг присматривать за больным и капризным мужем.