Заколдованный замок (сборник)
Шрифт:
Шестнадцатого числа [30] мы снова обошли стены нашей темницы в надежде найти путь к спасению, но впустую. Мы даже спустились в пещеру, где попали под обвал, в расчете на то, что там может оказаться выход в главное ущелье. Там нас тоже ждало разочарование, хотя мы нашли мушкет.
Семнадцатого мы покинули расселину с намерением обследовать провал с черными гранитными стенами, в который уже спускались во время первоначальных поисков. Мы помнили, что там было несколько разломов в стенах и один из них был осмотрен лишь частично, поэтому нам хотелось его осмотреть, хотя мы и не рассчитывали на то, что там может оказаться выход.
30
Этот день запомнился тем, что мы заметили на юге несколько огромных клубов сероватого дыма, о котором я уже как-то упоминал.
Как и раньше, в провал мы спустились без труда, только теперь обладали достаточным спокойствием, чтобы провести осмотр со всем тщанием.
Этот чертеж воспроизводит общую форму провала, но без нескольких небольших углублений на стенах, каждому из которых соответствовал выступ на противоположной стене. Дно провала покрывал толстый, дюйма в три-четыре, слой мельчайшей пыли, под которой мы обнаружили все тот же черный гранит. С правой стороны, внизу, в самом конце, можно было заметить небольшой ход — тот самый разлом, на который я ссылался выше и ради исследования которого мы второй раз спустились в провал. В него-то мы и углубились, энергично вырубая мешавшие проходу кусты ежевики и разгребая груды острых камней, напоминавших формой наконечники для стрел. Сил нам придало еще и то, что в дальнем конце мы увидели свет. Углубившись футов на тридцать, мы оказались под низкой ровной аркой, пол которой был покрыт точно такой же пылью, как и в самом провале. Свет усилился, и, зайдя за поворот, мы оказались в другой высокой камере, сходной с первой во всем, кроме длины. Вот ее общие очертания (см. рис. 2):
Общая длина этого хода, если начинать считать от точки a, идти по дуге b до оконечности d, составляет пятьсот пятьдесят ярдов. У точки с мы обнаружили небольшое отверстие в стене, подобное тому, через которое попали сюда из первой камеры, и оно тоже все заросло ежевикой и было засыпано грудами белых, похожих на наконечники для стрел камней. Протиснувшись по этому узкому коридору, который, как оказалось, имел в длину примерно сорок футов, мы вышли в третью камеру. Она тоже ничем не отличалась от первой, кроме продолговатой формы (см. рис. 3).
Мы высчитали общую длину третьей камеры — она составила триста двадцать ярдов. В точке а находилось отверстие шириной футов шесть, которое уходило в глубь скалы на пятнадцать футов и там упиралось в глухую стену из мергеля, вопреки нашим ожиданиям, лишенную каких бы то ни было отверстий. Мы уже собирались покинуть этот ход, в который проникало очень мало света, когда Питерс обратил мое внимание на ряд странного вида знаков на поверхности стены, которой заканчивался этот тупик. При некотором усилии воображения левый или самый северный символ можно было принять за изображение, хоть и грубое, выпрямленной человеческой фигуры с вытянутой рукой. Остальные знаки имели некоторое сходство с буквами алфавита, и Питерс был склонен считать их таковыми, но я в конце концов убедил его в том, что он ошибается, указав ему на пол, где среди пыли мы нашли и подобрали несколько осколков мергеля, явно отколотых от стены выше во время какого-то сотрясения, по форме соответствовавших зазубринам, естественное происхождение которых таким образом доказывалось. Рисунок 4 — точная копия «знаков»:
Удостоверившись, что из этих удивительных пещер нет выхода наружу, мы, подавленные и удрученные, вернулись в свою темницу на вершине горы. Следующие сутки не происходило ничего примечательного, за исключением разве что того, что к востоку от третьей камеры мы обнаружили две очень глубокие треугольные дыры, также имевшие гранитные стены. Спускаться в них мы посчитали занятием бесполезным, поскольку у них был вид простых природных колодцев, не имевших ответвлений. Каждый из них имел в поперечнике ярдов двадцать, их форма и расположение относительно третьей камеры показаны на рисунке 5:
24
Двадцатого числа, когда стало окончательно ясно, что на орехах мы долго не продержимся, тем более что поедание их доставляло нам невыносимые мучения, было принято отчаянное решение попытаться спуститься по южному склону горы. Здесь стены пропасти были из мягкого стеатита, хоть и уходили вниз почти вертикально самое меньшее на полторы сотни футов, а в некоторых местах даже нависали, как арки. После долгих поисков нам на глаза попался узкий выступ ступенькой примерно в двадцати футах под краем обрыва, и Питерсу удалось на него спрыгнуть, ухватившись за связанные носовые платки, которые я в это время удерживал. Я последовал за ним, правда, с несколько б'oльшими трудностями, и мы решили спускаться вниз таким же манером, каким выбрались из пещеры после обвала, — выбивая в мягком стеатите ножами ступеньки. Вряд ли кто-то может представить в полной мере опасность, с которой это предприятие было сопряжено, но иного выхода у нас не было, и мы решились.
На нашем выступе рос орешник, и к одному из кустов мы привязали самодельную веревку из носовых платков. Вторым ее концом мы обвязали Питерса за талию, и я стал медленно его спускать, пока хватало платков. Он выбил в стене дыру глубиной дюймов шесть или десять, стесав предварительно камень, выступавший сверху на фут или около того, после чего рукояткой пистолета вогнал в освобожденное место прочный клинышек. Потом я подтянул его наверх фута на четыре, там он пробил отверстие такое же, как внизу, и вогнал еще один клинышек, благодаря чему у его рук и ног появилось место для отдыха. Далее я отвязал платки от куста и бросил ему второй конец, который он привязал к клинышку в верхнем отверстии и теперь смог осторожно спуститься на три фута, то есть на всю длину платков, ниже того уровня, где только что побывал. Здесь он пробил еще одну дыру и вколотил еще один клинышек. После этого он снова поднялся на один уровень вверх, чтобы отдохнуть, поставив ноги в выбитые ямки, а руками взявшись за клинышки. Теперь появилась необходимость отвязать платки от верхнего клинышка, чтобы привязать к нижнему, и тут он понял, что совершил ошибку, когда выбивал отверстия на таком большом расстоянии друг от друга. Однако после пары неудачных и крайне опасных попыток дотянуться до узла (ему приходилось левой рукой держаться, а правой развязывать) он перерезал веревку, оставив на клинышке шесть дюймов. Затем он спустился под третье отверстие, но не слишком низко. Благодаря этому приему (приему, до которого я сам никогда бы не додумался и за который нам нужно было благодарить находчивость и решительность Питерса) мой товарищ наконец сумел, не без помощи выступов, которые встречались в стене, добраться до дна без происшествий.
Не сразу я решился последовать его примеру, но потом набрался храбрости и сделал это. Питерс, прежде чем начать спуск, снял с себя рубашку, и та вместе с моей послужила материалом для изготовления веревки, необходимой для этой затеи. Сбросив вниз мушкет, найденный в расселине, я привязал эту веревку к кусту и начал быстрый спуск, пытаясь энергичными движениями унять дрожь, которую не мог побороть никакими другими способами. Однако это помогало всего лишь первые четыре-пять шагов, потом воображение мое необычайно разыгралось от мыслей о том, какая подо мной глубина и как ненадежны клинышки и отверстия в стеатите — моя единственная опора. Напрасно пытался я прогнать эти мысли и не отрывать взгляда от гладкой каменной стены передо мной. Чем больше я старался не думать, тем более живыми и ужасными становились мои видения. Наконец наступил момент, столь опасный в подобных случаях, когда мы начинаем представлять ощущения, какие будем испытывать во время падения, рисовать себе головокружение и тошноту, и последнюю борьбу, и полузабытье, и, наконец, горькое сожаление, когда ты уже стремительно летишь вниз. Эти фантазии начали создавать новую собственную действительность, и все вообразимые страхи одолели меня. Колени мои неистово задрожали, пальцы медленно, но уверенно начали разжиматься. В ушах зазвенело, и я промолвил: «Это мой похоронный звон!» Меня охватило неодолимое желание посмотреть вниз. Я не мог, не хотел смотреть только на скалу перед собой и с диким, неописуемым чувством ужаса, смешанного с облегчением, устремил взгляд в самую глубину бездны. На какой-то миг пальцы снова судорожно впились в камень, с этим движением в сознании подобно тени промелькнула мысль о спасении… а в следующее мгновение всю мою душу переполнило страстное желание упасть — жажда, порыв, стремление, совершенно неподвластные разуму. Я разжал пальцы, немного повернулся и, раскачиваясь, замер на секунду. Потом в голове помутилось; в ушах раздался пронзительный, призрачный вопль; темная, демоническая, размытая фигура появилась прямо подо мною; и я, вздохнув, упал в ее распростертые объятия.
Я потерял сознание, и Питерс поймал меня, когда я упал. Он наблюдал за моим продвижением со дна утеса и, увидев, что мне грозит, попытался всячески воодушевить меня советами, но разум мой помрачился настолько, что я не слышал его слов и даже не осознавал, что он обращался ко мне. Наконец, заметив, как я покачнулся, он бросился меня спасать и успел как раз вовремя, чтобы подхватить меня. Если бы я обрушился всем своим весом, веревка из платков наверняка порвалась бы и я полетел в бездну; а так он сумел меня схватить и осторожно опустить на полную ее длину, так что я повис над пропастью. Примерно пятнадцать минут провисел я без чувств. Когда я очнулся, дрожь утихла, я как будто заново родился и с помощью товарища благополучно спустился на дно.