Заколдованный замок
Шрифт:
Ужас и отчаяние придали мне мужество.
Пока на шею собакам привешивали куски платья Анжелы, я приказал, чтобы и мне также привели лошадь.
Вскакивая на лошадь, Беранже заметил меня и вскричал:
– Вы тоже с нами, отец Амбруаз? Зачем? Мы обойдемся и без вашего благословения!
С этими словами он помчался вперед. Собаки тотчас же напали на след, и мы поскакали за ними к лесу, замыкавшему со всех сторон горизонт. Однако, вся ночь прошла в тщетных поисках, и я уже начал надеяться, что несчастной Анжеле удалось ускользнуть от нашего преследования.
Вдруг собаки подали голос, и охота началась с новой энергией. Наконец, мы выехали на большую прогалину, среди которой стояла лачуга угольщика. К ней-то с громким лаем и направилась свора.
– А!
– вскричал Беранже.
– Наконец-то! Подожгите нору и выгоните оттуда крыс!
В эту минуту из лачуги выбежали двое мужчин в почерневшей одежде. Один из них нес на руках женщину, в которой я узнал Анжелу. Но едва он сделал несколько шагов, как споткнулся о корень и упал.
– Спасайтесь, добрый человек, или вы погибли!
– вскричала молодая женщина. Бедняги, как тени, скрылись в лесной чаще.
Начинало светать. Теперь, при бледном утреннем свете, мы ясно могли разглядеть Анжелу. Она была бледна, как смерть, но имела решительный вид.
– Схватите ее и принесите ко мне!
– крикнул барон.
Так как солдаты отступили назад перед пылающим взором молодой женщины, Беранже заставил свою лошадь сделать скачок вперед и сурово повторил:
– Сейчас схватить ее или я всех вас повешу, негодяи!
– Беранже! Ведь это твоя жена! Ради Бога, приди в себя!
– вскричал я, цепляясь за его рукав.
Нерешительно и опасаясь ее ранить, воины приблизились к молодой женщине.
– Сдайтесь, благородная дама!
– с мольбой воскликнул один из воинов.
Но прежде чем кто-нибудь мог угадать ее намерение, Анжела бросилась под ноги лошади Беранже и вскричала:
– Убей меня прежде, чем овладеть мной!
Крик ужаса сорвался с бледных губ барона. Не будучи в силах справиться с испуганной лошадью, он боялся раздавить молодую женщину. Желая, вероятно, заставить ее отступить, он поднял лошадь на дыбы и со страшной силой ударил бичем Анжелу, фигура которой смутно виднелась в туче пыли. Затем, сделав пируэт, он заставил свою лошадь сделать скачок в сторону...
Сдавленный крик Алисы прервал чтеца. Молодая женщина слушала со все возраставшим интересом. При описании последнего эпизода она смертельно побледнела, и у нее невольно вырвался возглас, заставивший замолчать барона.
Глаза всех обратились на Алису.
– Боже мой, Алиса! У тебя такой расстроенный вид, будто ты сама была под копытами лошади злого барона!
– вскричала Марион.
– Признаюсь, на меня эта сцена тоже произвела сильное впечатление, но все-таки не следует принимать так близко к сердцу это далекое прошлое.
– Ты права, Марион! Прошу всех простить мне, что я прервала дядю на самом интересном месте, - ответила, краснея, Алиса.
– Рассказ об этом эпизоде произвел на меня такое сильное впечатление, что мне показалось, что я вижу эту прогалину, лачугу, угольщика, вооруженных людей и, в двух шагах от себя, зловещее лицо человека, труп которого мы недавно видели. Он устремил на меня такой ужасный взгляд, что я невольно вскрикнула и почувствовала безумную ненависть к этому воображаемомусуществу.
Когда вопрос касался Мариам, Ренуар слушал с сосредоточенным интересом и выказывал сильное нервное возбуждение. Теперь он устремил на Алису свой сверкающий взор, придававший такое странное выражение его физиономии.
– Воображаемому!
– насмешливо повторил он.
– Каким образом, маркиза, это грубое и бесчестное лицо может быть воображаемым, если эта древняя хроника раскрывает его злодейства, а его тело покоится в ста шагах от вас.
– Я хотела только сказать, что в ту минуту, когда мне казалось, что я вижу эту сцену, барон был для меня воображаемым видением.
– Мне кажется, что все вы немного пристрастно судите моего предка. В пятнадцатом веке нравы были совсем иные и оскорбление, нанесенное публично бегством жены, могло страшно взбесить его и довести до крайности, - заметил Беранже. Он был очень бледен и кусал свои усы.
Ренуар тотчас же обернулся к нему и в глазах его вспыхнуло выражение ненависти и насмешки.
– Фи, маркиз!
– вскричала в эту минуту Марион.
– Что побуждает вас защищать этого грубого и недостойного рыцаря, который вместо того, чтобы уважать и защищать женщин, грубо оскорбляет свою жену?
Прежде чем маркиз успел ответить, Ренуар насмешливо заметил:
– Может быть, желание маркиза де Верделе оправдать дурные поступки покойного барона Беранже проистекает из весьма естественного, законного и извинительного чувства. Впрочем, я не хочу вдаваться в рассмотрение этого вопроса. Я думаю только, что нравы пятнадцатого столетия гораздо менее отличаются от современных, чем обыкновенно принято говорить. Изменилась только манера действовать. И в наше время можно так же безнаказанно оскорблять и унижать женщину и нравственно избивать ее, как и тогда.
Маркиз густо покраснел.
– Вы поступили бы очень благоразумно, господин Ренуар, если бы перестали объяснять мои взгляды на нашего предка с точки зрения ваших... странных идей. Раз вы уже делали мне смешные намеки по этому поводу, но я предпочитаю не вспоминать их.
Видя, что Ренуар выпрямился с язвительным видом и что спор начал переходить в ссору, барон Эрнест счел нужным вмешаться.
– Довольно, господа! Перестаньте! Тебе, Беранже, нечего горячиться из-за действий и поступков покойного барона де Верделе, за которые ты, слава Богу, не ответствен. А вы, дорогой сосед, позабудьте на сегодня ваши мистические взгляды. А теперь я снова приступлю к чтению, причем прошу присутствующих не перебивать меня, так как если мы станем обсуждать каждый эпизод, то не кончим сегодня чтения хроники, что было бы очень прискорбно, ввиду цельности рассказа.