Заколка для Ворона
Шрифт:
– А я его не воспитываю. Он Сам по себе. Я сам по себе. Так, видимость для Яны создаем. Я давно не лезу в его дела. Только иногда отмываю и помогаю, где он справится не может. – ответил Альхор.
– А с твоей деятельностью? Забросил? Перешел на другую сторону?
– Нет, так и сижу на двух стульях. Зато меня теперь все боятся. Там, где нельзя по закону дела решить, решаю по справедливости.
– Тебя и раньше все боялись.
– Кроме Яны и этого наглеца.
– И она не против твоей деятельности?
– Закрывает на это глаза.
– Если все сложить, то вывод один: она обычная, ничем не отличающаяся от других, женщина. Но смотрю на нее и упрямо вижу, что в ней что-то есть. Необычное. Только это ускользает все время. Эта ее особенность. – сказал Михаил, возвращаясь к прежнему спору.
– Думаю – это искренность. Если она во что-то верит, то отдает себя полностью этой вере. И умение в самом плохом видеть хорошее. Все-таки она необычная, только это не видно на первый взгляд. – ответил Альхор.
– А ты разглядел.
Альхор лишь пожал плечами. Он до сих пор считал, что Яна не для него. Они слишком разные. Но раз так получилось, что они друг без друга не могут, значит так тому и быть. У каждого есть свои слабости. У него слабость Яна.
Пролог.
Из-за Последней мировой войны произошло смещение земной оси. В результате изменился климат. Часть материков была затоплена, другая часть земли пришла в негодность из-за применения оружия и аварий на химических производствах, атомных станциях.
Чтоб повысить выживаемость, люди обратились к генной инженерии. В результате появились иры — люди, подвергшиеся полной мутации и ириты — те, кто изменился частично. Не все люди становились мутантами после введение сыворотки. Большинство переносили ее как прививку.
Новые страны, жесткие условия, а люди остались все те же.
(Мир служит как декорации любовного романа).
Глава 1.
Жарко. Солнце высоко. Горячий ветер похож на жар духовки. Автобус нагрелся. На сидениях невозможно было сидеть. Открытые окна и люки не могли остудить салон.
Работа в "поле" отличалась от офисной, как небо и земля. В офисе был кондиционер. Удобное кресло не подпрыгивало на каждой кочки. И вот чего ей там не сиделось? Яна готова была разрыдаться. Ее останавливало две вещи: слезы ничего не решат, а слабость только навредит. Так еще есть шанс...
Кого она обманывает? Какой шанс? Сегодня ее убьют. Хорошо, если это сделают быстро. Но это решено. А жить хочется. Ей всего двадцать лет. Она недавно вышла замуж. Еще толком не жила. И все должно закончиться. Это несправедливо! Хотя, в мире царит несправедливость. Яна это осознала на собственном примере. Еще немного и она готова была скатиться в банальную истерику.
Яна вздохнула. От грустных мыслей отвлек красивый пейзаж. До самого горизонта простирались хлопковые поля. После того как поменялся климат, здесь наступило вечное лето с одинаковой температурой. Поля делились на пять частей. Одно поле засевали, второе радовало уже взошедшими ростками, третье цвело, четвертое белело ватными коробочками, пятое "отдыхало". Таким конвейером растили хлопок круглый год. Процесс был почти ручной. Машины использовали лишь для вывоза хлопка и вспашки земли. Все остальные работы выполнялись людьми. Убирать хлопок машиной было убыточно. Часть ватных коробочек портилась. Закупать машины для рытья канав было невыгодно. Зачем тратить лишние деньги, когда в бюджете и так сплошные дыры?
Вначале, на хлопковой плантации использовался труд вольнонаемных рабочих. Но двадцать лет назад экономисту Хавасину пришла идея задействовать для работы заключенных. Так и появились каторги. Всего было две каторги: одна на хлопковых полях, а вторая на рудниках и шахтах.
Заключенных делили на три категории. Кто получил до пяти лет - жили относительно легко. Камеры по десять человек, форты недалеко от главного гарнизона, поэтому охрана не беспредельничала. Работали они по десять часов пять дней в неделю и одним выходным. Вторая категория каторжников состояла из получивших срок от пяти до десяти лет. Они жили в сараях по шестьдесят человек, работали по двенадцать часов все шесть дней недели. Третьих называли смертниками. Больше десяти лет работать по четырнадцать часов в нечеловеческих условиях было почти невозможно. Вот к смертникам и перевели Яну.
Автобус то и дело останавливался около одиноких фортов, чтоб забрать отслуживших охранников и заменить их новыми. Они заходили веселые. Смена окончена. Они поедут домой. Шутили. Но стоило им увидеть Яну, как настроение веселиться пропадало. Лишь сочувствующие взгляды. Все понимали, что ее ждет. Но сделать тут ничего было нельзя.
Последний форт. Окраина полей. Дальше лишь пустошь. Мёртвые земли, выжженные последней войной, где почти никто не жил. Казалось, что здесь было еще жарче, чем на других полях. Яна взяла вещевой мешок и вышла из автобуса. Здесь никто не вышел из ее форта, чтоб уехать домой. Странно. Автобус сразу же закрыл дверь и поехал назад в гарнизон. Остались лишь только стены, сделанные из обожженного на солнце кирпича в три метра высотой, ворота и поля. Внутри форт был разделен на две части еще одной стеной с воротами. На одной половине стоял дом. Яна прошла туда.
Несколько комнат. В одной из них сидел мужчина лет пятидесяти. Щеки у него висели, как у шарпея. Голова с плешью. Глаза мелкие. Внешность была откровенно отталкивающая. Он посмотрел на Яну вначале безразлично. Потом в его глазах промелькнуло удивление. Работа мысли так и отражалась на его лице. Видно, что думать ему приходилось редко.
— Ты кто? — спросил он после минутной паузы.
— Вот. — Яна протянула ему конверт со своим назначением.
Он послюнявил зачем-то пальцы и только после этого вскрыл конверт. Несколько раз прочитал бумаги. Посмотрел на Яну.
— Ясно. Иваныч! — Прочистив горло, он крикнул во всю силу своих легких. Яна аж подпрыгнула. — Иваныч!
Из коридора послышались торопливые шаги. В комнату вошел немолодой мужчина. Он был небольшого роста. Живчик. Такие обычно успевают повсюду и оказываются в нескольких местах одновременно. Все знают и все видят.