Закон блатного мира
Шрифт:
– Нет, – коротко ответил старик. – Иди, я пока подремлю.
Белоснежная дверь закрылась за девушкой, и смотрящий остался в палате один. Хотя применять слово «палата» к роскошному помещению, в котором он находился, было трудно. При слове «палата» представляются расставленные вдоль стен восемь – десять коек с несвежим бельем и плоскими подушками, дряхлый холодильник, вздувшийся пузырями линолеум и ни на что не похожий больничный запах, сложная смесь ароматов лекарств, карболки, пригоревшей каши и давно немытых тел.
В палате смотрящего ничего подобного не было. Напротив, она походила скорее на дорогой гостиничный номер – широченная удобная кровать, телевизор с пультом дистанционного управления и плоским экраном, дорогие, тяжелые шторы, японский холодильник, битком набитый свежей и качественной едой, и многое другое.
Впрочем, вся эта роскошь Бате была до лампочки. В отличие от многих других авторитетов, он мало ценил комфорт. Но сюда его привезли без сознания, и братва расстаралась на всю катушку. Батя поерзал спиной по мягкой подушке, устраиваясь поудобнее. Ему было нестерпимо скучно, деятельная натура смотрящего не находила себе применения, и от этого он чуть не на стенку лез. Батя считал, что ему уже дня три как можно отсюда выходить, но врач упрямо твердил, что если уважаемый Вячеслав Алексеевич покинет больницу раньше, чем еще дня через три, то он не ручается за последствия. Приходилось слушаться. Батя прекрасно понимал, что он все же уже не мальчик, в его возрасте от ран оправляться приходится дольше, чем в молодости.
В дверь палаты тихо постучали.
– Входите! – крикнул смотрящий.
Он приподнялся было на постели, но тут же снова опустился на подушку. Резкая боль в груди напомнила о еще незажившей ране. Дверь открылась, и в палату вошли два молодых парня: невысокий широкоплечий блондин и черноволосый парень повыше, чем-то смахивающий на цыгана.
– Здравствуй, пахан! – почти хором сказали они.
– Здорово, пацаны, – отозвался смотрящий. – Ну что, есть новости? Нашли кого-нибудь из братьев?
– Нет, Батя, – виновато развел руками цыган.
Смотрящий досадливо поморщился. Всю неделю, что он валялся здесь, подконтрольные ему структуры стояли на ушах и поставили на уши весь город. Да что там город, и всю область, пожалуй. Братва усиленно искала предателей – Колю Колыму и его брата Филина. Уже вечером того дня, когда смотрящий попал в больницу, он поговорил со своими приближенными, хотя тем пришлось чуть ли не с боем к нему прорываться. Врачи их пускать не хотели, утверждая, что волноваться больному никак нельзя. Однако посредством демонстрации увесистых кулаков и внушительных пачек «зелени» блатным удалось убедить эскулапов, что здесь случай особый, и потому инструкции от своего пахана они получили в тот же день, когда случилась вся заваруха. Возможности у магаданской группировки были очень нехилые.
Уже через несколько часов было достоверно установлено, что города ни Коля Колыма, ни его брат не покидали. После этого оставалось только перекрыть сукам все пути отхода и начинать планомерное прочесывание города. Подручные Бати так и поступили. Немедленно были перекрыты морской порт, все ведущие из города дороги и аэропорт. В этом блатным помогли купленные мусора из ГИБДД и транспортной милиции. Вообще-то они были обязаны искать братьев Степановых и так, в соответствии с официальными ориентировками, но за дополнительную плату были готовы, найдя их, прежде своего начальства уведомить об этом братву.
После того как выходы из города были плотно запечатаны, блатные принялись за сам Магадан. На квартирах Филина и Коли Колымы были оставлены постоянные засады. На кладбище, где Филин числился могильщиком, тоже. Все друзья и знакомые братьев, даже самые дальние, были тщательно проверены и взяты под наблюдение. Под контролем были все больницы, травмпункты, даже морги. Искавшие не исключали возможности того, что кто-то из братьев мог и туда загреметь. Каждый человек, имевший хоть какое-нибудь отношение к криминалу – от паршивого наперсточника до матерого вора, – получил портреты братьев и сообщение о том, что тот, кто укажет их местонахождение, получит двадцать тысяч баксов. Однако толку от всех этих мер не было никакого. Братья словно провалились сквозь землю.
– Батя, а может, все-таки Филина мочканул кто? – нерешительно пробасил блондин.
Он уже не первый раз высказывал смотрящему такое предположение. В самом деле, ведь нашли же тачку Филина, а в ней следы его крови. А «Шанхай» ведь место известно какое. Если Филина кто-нибудь из «шанхаевских» замочил, а рыжье закрысил, то ничего удивительного, что они уже неделю найти его не могут. Труп-то спрятать куда легче, чем живого человека. Камень на шею да в море. Или сжечь – места, где это можно провернуть, есть. На крайняк и закопать можно, хотя это самый сложный вариант – земля уже замерзла. Но все равно, если Филина мочканули, то с его поисками надо завязывать и искать того, кто это сделал.
– Фигня, – решительно помотал головой смотрящий.
Он совершенно не верил в то, что брата Колымы убили. С какой стати? О том, что в потрепанной тачке лежит двести килограммов рыжья, никто не знал, значит, специально на него никто бы не наехал. От любой случайности Филин бы отбился, все же блатарь с его опытом в «Шанхае» как дома. А следы крови в «Тойоте» – наверняка прокладка, ложный след.
– Просто ищете вы хреново, – закончил Батя.
– Ну что мы еще сделаем, пахан?! – разводя руками, недоуменно спросил цыган. – Нет их! Может, правда замочили все-таки?
Смотрящий нахмурился, но промолчал. Сейчас его еще сильнее захлестнуло раздражение от того, что он вынужден торчать здесь и что не может сам возглавить розыски. Хотя... Батя привык сам с собой быть откровенным, и теперь ему скрепя сердце приходилось признать, что вряд ли его личное участие что-то сильно изменит. В конце концов не пойдет же он лично по Магадану искать Филина? А если и пойдет, то много ли с того толку? А все остальное пацаны и без него делают, недаром он их натаскивал. Да, хорошо же эти поганцы спрятались... Не иначе заранее подготовили себе какой-то запасной аэродром.
Смотрящий тяжело вздохнул. Филина он близко не знал, но Коля Колыма последнее время был его правой рукой, и пахан ему доверял почти как себе. Поверить в то, что Колыма предал, смотрящему было очень трудно, но другого объяснения случившемуся он не видел. Правда, была одна нестыковка, не дававшая ему покоя. Ведь когда Колыма, рискуя собственной жизнью, вывез его с места той злополучной стрелки, он, по сути, спас ему жизнь. Неужели только для того, чтобы потом заложить и сдать ментам в «Шанхае»? Не может этого быть, это же просто глупо, в конце концов! А Коля Колыма кто угодно, но только не дурак.