Закон бумеранга
Шрифт:
31
Сашка
Следующие два месяца я иначе как «болото» назвать не могу.
Я продолжал выбранную ранее тактику — молчать и не отсвечивать. Может, и неправильно делал, хрен знает, но советоваться ни с кем не хотелось. Я и так уже завален гавном по макушку, не хватает ещё получить от кого-то из друзей.
Помню, много лет назад, когда мы с Мариной только поженились, я рассказывал про то, что не всегда верен ей, на одной из наших традиционных ежемесячных встреч с друзьями — мы называем их Третья
— Дурак ты, Саш, — припечатал, прихлёбывая виски и ехидно ухмыляясь, — если уж решил строить отношения, то строй, а не ломай.
— Да ладно, — смеялся пьяный я. — Не узнает ничего Маринка!
— Ну-ну.
Теперь я понимал скепсис Виктора — конечно, всё тайное однажды становится явным, даже если максимально шифроваться, как я, и трахаться только с беспроблемными девчонками и не больше двух раз. Всё равно где-то, но спалишься. И получится так, что ради вот этого одноразового ты похерил собственный дом, который много лет строил, ухаживал за ним, обстановку туда выбирал. Будет тебе вместо дома болото, и живи там как хочешь.
Вот я и жил теперь. И страдал. Как в любимом Дашкином мультике: «Болото — дом для бегемота, но нам сидеть в нём неохота*». (*Цитата из мультфильма про поросёнка Фунтика.)
Марина… Понятия не имею, что было у неё в голове эти два месяца, мы, как и всегда, практически не общались. Привет-пока-чё– купить-в-магазине не считается. Спали в одной постели, но толком не разговаривали. Я ходил на работу, с работы возвращался домой, занимался девчонками — и всё. А, ну ещё я пару раз в неделю ходил в качалку, ибо и правда что-то разжирел.
Марина же продолжала встречаться со своим Антошкой. Я знал это точно — следил за ней по программе и замечал: когда жена задерживается якобы на работе, вместо работы она сидит в кафе или перемещается по неизвестному адресу. Один раз подкараулил даже их там, увидел, как Марина вместе со своим хероем выходит из его дома и садится в машину.
Ревновал ли я? Не знаю. Наверное. Если ревность бывает вот такой, сотканной из дичайшей усталости и обречённости, то, да, наверное, ревновал. В любом случае я решил идти до последнего и делать всё, чтобы сохранить наш с Мариной брак. Пусть, пусть нагуляется, натрахается с этим Антошкой, а я пока подожду. Он же молодой ещё, наверное, ему когда-нибудь надоест, он её бросит — и тогда мы с Мариной сможем поговорить нормально.
Не знаю уж почему, но я совершенно не верил, что у них могут быть серьёзные отношения. Не бывает так — чтобы парень терпел замужний статус своей девушки и не подбивал её на развод. Если любишь, хочешь человека себе в единоличное пользование…
Тьфу ты, Саш. Политика двойных стандартов налицо, да?
Тебе, значит, можно Марину в единоличное пользование, раз ты её любишь, а ей тебя — нельзя? От этого и все проблемы, что не работает любовь подобным образом. Хорошо рассуждать, что мужчины полигамны и им нужно разнообразие, а женщины моногамны и им никакого разнообразия не надо — но только до тех пор, пока эти рассуждения не коснутся твоей собственной жизни и не ударят хорошенько по темечку.
Вот тогда и оказывается, что любовь — жуткая единоличница и никакой полигамии не терпит.
32
Сашка
На
Поэтому за пару дней до отъезда я сам предложил жене никуда не ездить, а остаться дома и отдохнуть от всего. А мы с девчонками оторвёмся у бабушки с дедушкой и приедем, когда дочкам там надоест.
— Не знаю, — протянула Марина, глядя на меня с сомнением. — Это… ну… не странно?
— Да почему странно? — Я пожал плечами. — Скажу, что ты неважно себя чувствуешь и хочешь побыть в тишине.
Марина немного помолчала. Отвела взгляд, уставившись в стену, где рядом с телевизором висела картина с умиротворяющими разноцветными рыбками. Мы купили её во время какого-то отпуска, я ещё смеялся, что на обычный аквариум у меня не хватит терпения, а вытирать пыль с картины я вполне способен.
Пожалуй, я серьёзно недооценивал возможности своего терпения.
— Ты меня совсем не ревнуешь? — выпалила Марина, нервно сминая пальцами подол ночной рубашки. Она сидела на постели с одной стороны, я — с другой. Даже забавно: несмотря на то, что мы по-прежнему спали вместе, в полуметре друг от друга, за столько месяцев мы ни разу не встретились, не проснулись в обнимку. Я бы считал это показателем, но Марина в принципе никогда не стремилась спать в моих объятиях. Бывало только: под утро подползала под бок, или я сам её обнимал. Ещё до той декабрьской ссоры так случалось, но потом всё — как отрезало.
— Я тебя очень ревную, — ответил я честно. — Но толку в этом никакого. Захочешь — пойдёшь на встречу с этим своим… Антоном. Перед праздниками, после них — какая разница когда? Просто хочу, чтобы ты отдохнула. И не напрягалась из-за того, что приходится изображать из себя счастливую жену перед моими родителями.
— Ясно, — она усмехнулась. Видимо, не поверила. Она же не знала, как я следил за её передвижениями через программу… Переписку не читал — не хватало моральных сил. Не настолько я всё же мазохист. — Слушай, Саш… Давай разведёмся?
— Хочешь выйти замуж за своего Антошку? — тут же отреагировал я, ощетинившись, как ёж. — Может, он тебе уже и кольцо подарил?
— Нет уж, никаких больше «замуж», — поморщилась Марина, покосившись на меня с неприязнью. — Хватит. Я просто думаю… Зачем мы друг друга мучаем? Всё равно ведь уже давно всё плохо. Давай разведёмся?
Я сжал зубы, пытаясь не заорать на весь дом, несмотря на то, что очень хотелось. Вот просто — очень.
Плохо? Марин, ты издеваешься, да? Я ни к одной женщине больше четырёх лет не приближался, даже в щёчку никого не целовал, кроме мамы. Я с октября без секса сижу. Я перед тобой верчусь-кручусь, как могу стараюсь, всё делаю. От тебя вообще ничего не требую — только простила бы, и всё.