Закон меча. Трилогия
Шрифт:
– Это который деревянный? – уточнил Клык. – Сказывали нам про него, сказывали… Нам что, тоже в такой коняке таиться?
– Нет, кони будут самые настоящие, верховые и запряжённые в телеги. Будем по одному, по двое просачиваться в Амальфи, а когда нас там наберётся человек… ну, хотя б двадцать, ударим изнутри!
– Не пойдёт! – отмел такой вариант Турберн. – Ты хоть видел здешний народ? Они ж все чёрные! А у нас белоголовых – десять человек на десяток!
– Исправим, – пообещал Олег. – Я тут хны привёз – чернее арабов станете, это я вам обещаю!
Тут отворилась створка городских ворот Региума, и к порту выехала целая делегация на конях – по сторонам гарцевали рыцари-катафрактарии, с ног до головы закованные в броню, на могучих лошадях, тоже покрытых доспехами, а в промежутке ехали «официальные лица» в белых скарамангиях. Расшитые золотом попоны скрывали их коней почти до самой земли, гривы были стрижены, зато на лошадиных головах покачивались пышные султаны из страусиных перьев.
– Никак стратиг пожаловал, – сказал Инегельд, упирая руки в боки.
Катафрактарии разъехались в стороны, и конь стратига Калаврии выступил вперёд. Разглядев скарамангий Олега, Евстафий приподнял брови.
– Полагаю, что вижу магистра и аколита Олегария? – произнёс он.
– А я имею возможность лицезреть стратига Евстафия? – ответил вопросом Олег.
Евстафий слегка поклонился и спешился. Это был коренастый человек довольно брутальной наружности, больше всего смахивающий на мрачного пирата, вздумавшего переодеться в платье прирезанной жертвы.
– Патрикий и друнгарий флота Иоанн Радин, – сказал он деревянным голосом, – передаёт твоему попечению две огненосные хеландии, «Св. Георгия Победоносца» и «Грифона». Патрикий Иоанн убедительно просил тебя не допускать к огнепальным сифонам варангов…
– Я учту просьбу друнгария, – прохладно ответил Олег. – Это всё?
– Сиятельный, – сказал стратиг прочувствованно, – я чрезвычайно рад твоему чудесному спасению, ибо варанги необузданны и держат наш город в страхе. Чем скорее ты уведёшь их, тем сильнее будет благодарность жителей Региума!
– Мы не задержимся, – улыбнулся Олег, – и отплывём ранним утром. Соблаговолите собрать припасы и доставить воду, и уже завтра мы избавим вас от тревог.
– Всё будет исполнено в точности, сиятельный! – заверил Евстафий, становясь похожим на пирата весёлого.
Олег сдержал слово – на рассвете семь варяжских лодий покинули бухту Региума и двинулись проливом на север, к Тирренскому морю. Лодьи шли в кильватер, одна за другой. Слева расправляли паруса пять санданумов, справа догоняла пара хеландий. Флот. Сила.
Варягам бы брови хмурить сурово, холодным взором серых и синих глаз окидывая горизонты, но нет – с лодий нёсся неудержимый гогот. Русы кисли от смеха, глядя друг на друга, а Малютка Свен до того изнемог, что лишь взвизгивал тихонько и слезу утирал.
Ярлы и полсотни варягов перекрасили свои светлые волосы в радикальный чёрный цвет, и вид товарищей, из блондинов оборотившихся в брюнетов, зело веселил остальную команду.
Витале Ипато, зазванный Олегом на борт «Пардуса», неуверенно улыбался. Неуютно было преординату, уж больно шумным оказался народец, прозывавшийся варангами. Шумным и совершенно непонятным.
Русы могли бросаться в бой голышом, выражая тем презрение к противнику, их храбрость граничила с безрассудством и полным самозабвением. Они сатанели от ярости и были запредельно жестоки к врагу, а вот друзей любили и ценили, делились с ними последним. Потрясающая щедрость варягов сочеталась в них со скупостью и жаждой золота. Тем не менее, пренебрегая выгодой, они настойчиво добивались пустяков, вроде задушевного разговора или ласкового девичьего взгляда. Варяг мог целый год копить добро, чтобы в один день пропить его, размести в бешеном разгуле – и не жалеть потом, а вспоминать с приятностью: «Ох и покуражились мы тогда!..»
Ипато неплохо знал арабов, с норманнами был знаком похуже, но и те вписывались в некие рамки. Ромеи, хазары, лангобарды, франки, англосаксы – все они подчинялись определённому набору правил, руководствовались определённым набором правил и были предсказуемы. А вот предугадать поступки русов было невозможно – в них сплелись нераздвоимо нордическое спокойствие и стихийное буйство степных кочевников. Причудливо мешались крови в северных пределах, напитываясь туманом бесчисленных озёр и жарким веянием пустынь, пеною морской и хвойным, смолистым духом…
Ипато вздохнул и покачал головою:
– Уму, осенённому крестным знамением, не дано постичь разумение варвара…
– Всё куда хуже, превосходительный, – усмехнулся Олег. – Многие из варягов крещены, однако не утратили тот стержень в душе, что скрепляет нас воедино, определяя слова и деяния, мысли и грёзы.
– Нас?
– Синьор Ипато, я такой же варяг, как все эти парни, и горжусь этим естеством не меньше, а больше всех своих титулов. Вам, я вижу, непривычно их бытие?
– О, да! – вырвалось у венецианца.
– Вы, главное, не впадите во грех осмеяния чужого и отторжения необычного. Надо просто понять главное – у русов самая широкая душа, какую только можно наблюдать в роде человеческом. Знаете, как я прошёл посвящение в дренги?
– Дренги?
– Дренги – это молодые воины в гриди… Гридь – это дружина. Короче, гридни выстроились в два ряда, и каждый держал весло в руках. Девушки стянули с меня штаны, и мне пришлось на четвереньках пробегать сквозь строй, уворачиваясь от шлепков лопастями вёсел. Я, такой, верчусь, юлю, то в одну сторону кинусь, то в другую шарахнусь, и всё равно, когда одолел весь путь, задница моя была красна! Мне, правда, смешно не было, зато вся дружина лопалась от смеха. Это и вправду уморительно, если смотреть со стороны, – голозадые парни скачут на карачках, пуча глаза от звонких шлепков! Я потом долго не мог лежать на спине, поэтому те самые девки ложились под меня…