Закон Мерфи в СССР
Шрифт:
— И какие же?
— Сбыт! Сбыт и смертный страх.
* * *
В общем, я их уговорил, этих двух братьев-шерифов. А потом сидел в кабинете, притворяясь фикусом и, наблюдая за тем, как приводятся в движение шестерни советского правоохранительного механизма, думал — не дурак ли я?
Все мои предыдущие эскапады были основаны на послезнании, или — на откровениях Каневского. А эта хрень с «седыми» и тот напор,
Самым простым предположением о причинах той легкости, с которой я начал вписываться в блудняки и авантюры, стала версия новой, единой личности, которая сформировалась внутри этого тела за месяцы моего пребывания в новой-старой реальности. Ни флегматичный педант, которым являлся мой реципиент, ни собственная моя дёрганная и шебутная натура, оказавшаяся в теле Германа Викторовича, никогда не жили под девизом «слабоумие и отвага». Мы оба были людьми интеллигентными и к конфликтам не склонными. Вон, большой и сильный Белозор, оказывается, плясал под дудку Сапуна до того, как я проснулся в теле молодого Германа Викторовича после пьянки…
Да и для меня-настоящего там, в будущем, спровоцировавшая побег из Москвы потасовка с московским коммерческим директором Стёпой, который капитально меня подставил, была чем-то из ряда вон выходящим, удивительным и пугающим.
От широты душевной раздавать лещи и разбивать хлебальники я научился только здесь, в это ужасно прекрасное время. Адреналиновая наркомания и поистине берсеркерская храбрость в критические моменты проявились только в этой альтернативной советской истории. Там-то я тоже вроде перед трудностями не пасовал, но по собственному желанию лезть в самое пекло? Не-е-ет, такого я за собой никогда не замечал. Минус на минус получается плюс? Пассионарность как прямое следствие попаданства? Черт его знает…
В любом случае, представить себе, что пару лет назад я с хайбером за пазухой крадусь к серого цвета «буханке» с целью выкрасть Сережу и его подельников прямо от здания Советского РОВД города Минска — нет, на это моего воображения точно бы нехватило. Такое было нечто на грани фантастики. Даже за гранью.
— Тук-тук, — постучал я в водительскую дверцу.
— Э? — Тоха Шевченко, который изображал раззяву-водителя, глянул на меня, старательно имитируя удивление. — Ты кто, мужик?
— Там с колесом задним что-то, командир! Спускает, кажется…
— Да? Вот свинство! А мне ехать через десять минут! — Шевченко приоткрыл дверь и высунул голову наружу. — Не видать!
— Ну так посмотри получше, вон — свищет!
— Твою ма-а-ать! — он полез наружу и склонился на колесом.
А я нарочито, по-богатырски размахнулся и приложил Тохе рукояткой хайбера по фуражке. Головной убор слетел, Шевченко сделал страшные глаза и аккуратно улегся на асфальт, стараясь не запачкать форму. Он ее одолжил у кого-то из сержантского состава, и сильно переживал за сохранность обмундирования.
— А-а-а-а? — как-то неубедительно простонал он.
Ну и хрен с ним! Он мент, а не артист! Ошарашенным типам внутри «буханки» такого спектакля должно было хватить. Я дернул дверь, прыгнул на водительское
— Ну, здравствуйте, девочки!
Выражение этих трех пар глаз определенно стоило всей этой театральной постановки!
— Ш-ш-ш-шкипер?!
Я вывел автомобиль на главную дорогу и погнал по утреннему Минску. Машин практически не встречалось: мы изначально спланировали операцию на самую рань, еще и шести не было. Очумелые граждане бандиты в салоне сидели как мыши. Их руки были закованы в наручники, тела не пришли в порядок после ночи в КПЗ и стычки в квартире, а разум окончательно не проснулся.
— Вы, сукины дети, мне чуть всю игру не сломали. Я, значит, пытаюсь на солидных людей выйти, мне сбыт налаживать надо, крышу искать… Меня, значит, две команды уродов ищут, чтобы прикончить, а тут еще и вы! Ладно, этот идиёт, членом думает вместо мозга… А вы-то? Вы-то чего?
Сережа сидел ни жив ни мертв и боялся даже пикнуть. Я вспомнил первое о нем впечатление: красивый, хищный, наглый. И теперь — потерянный, побитый, жалкий… А всё почему? А всё потому, что ошибочно считая себя альфа-самцом он не удосужился углубиться в вопрос и понять, что как ни крути, а взаимоотношения в человеческом обществе гораздо более сложные чем в стаде у оленей. Или там — в волчьей стае, но этот экземпляр на волка уже никак не тянул.
— И что делать будем, Шкипер? Ты мента завалил? — подал голос один из бандитов — его звали Щепкой. — Нам же хана теперь!
Эти двое поняли, куда я клоню: виноват Серёжа, они — почти ни при чем. Этот Щепка с перемотанной в три слоя башкой после попадания в нее металлической трубы, держался молодцом — целый глаз и-под повязки так и сверкал. Как он вообще в сознании-то оставался?
— И ничего не хана, — отмахнулся я, продолжая крутить баранку. — Я его не наглухо. По башке дал раза — и порядок. Живее всех живых. И искать нас вряд ли будут.
— Это почему? — удивился второй, откликавшийся на погоняло «Артек».
Ему тоже здорово досталось, но не так круто, как Щепке.
— А вы слепые? Вы обратили внимание вообще, куда вас погрузили?
— Э-э-э-э… Это не ментовская машина, да? — этот Артек оказался парнем сообразительным.
— Возьми с полки пирожок! Умница! А теперь второй вопрос: вы где-то расписывались на входе? Какие-то бумаги на вас оформляли? — я дисциплинированно подождал на светофоре и тронулся только в тот момент, когда загорелся зеленый свет.
— Жопа… — выдохнул Сережа. — Они по-черному с нами хотели обойтись…
— О! Членоголовый проснулся! Можешь же думать, когда хочешь! Почему сразу не понял, когда я тебе девушка русским языком пояснила за мужчину, который в Афгане? Осознал бы — и по щам бы получал в разы меньше, и теперь бы я тебе башку отрубать не стал.
— В каком с-смысле — б-башку? — начал вдруг заикаться бандит. — Н-не…
— А как ты это себе представляешь? Ты трижды полез в бутылку! Один раз — когда назвал мою женщину плохим словом. Второй раз — когда попытался наехать на меня в подвале со своими… Подпевалами. И третий — когда решил вломиться в кваритру. Зачем ломились-тоо?