Закон Моисея
Шрифт:
— Я не могу, — незамедлительно произнес я.
— Конечно же, можешь. Я могу назвать пять вещей для тебя, но это не сработает с таким же успехом. Признательность работает лучше всего, когда ты сам чувствуешь ее.
— Отлично. Тогда ты это сделаешь — назовешь пять значимых для меня вещей, — парировал я и вырвал свою руку из ее ладони. — Думаешь, что знаешь меня?
Я говорил мягко, но мою кожу покалывало от гнева, который я не мог успокоить. Джорджия думала, что все поняла, но Джорджия Шеперд не страдала достаточно, чтобы понять все дерьмо об этой жизни.
Джорджия снова упорно схватила меня за руку и, подняв ее, оставила нежный поцелуй на каждом кончике пальцев за каждый пункт из списка.
— Глаза Джорджии. Волосы Джорджии. Улыбка
Я действительно не мог поспорить с этим. Все эти вещи очень значимы.
— Ты очень хорошего мнения о себе, ага? — произнес я, тряся головой, и улыбаясь неожиданно для самого себя.
Мои пальцы покалывали там, где их касались ее губы. Я хотел, чтобы она сделала это снова. И каким-то образом она это поняла и притянула мою руку обратно к своему рту.
— А эти — мои, — она поцеловала мой мизинец. — Глаза Моисея.
Она переместилась к моему безымянному пальцу.
— Улыбка Моисея.
Другой поцелуй в кончик среднего пальца.
— Улыбка Моисея.
Ее губы были такими мягкими.
— Мастерство Моисея.
Она закончила на моем большом пальце и нежно прикоснулась губами к подушечке.
— Поцелуи Моисея.
Затем прижалась ртом к моей ладони.
— Это пять вещей, которые значимы для Джорджии на сегодняшний день. Они были такими вчера и будут завтра, пока твои поцелуи не надоедят мне. Затем я должна буду придумать что-нибудь еще.
Джорджия
Мы все таращились. И хотя шла только вторая неделя нового учебного года, а он был новым учеником, все знали Моисея. Или слышали о нем. Для начала, он не был белым в маленькой школе с преимущественно белыми детьми, так что он выделялся. Плюс к этому, он был красив. Но не поэтому мы таращились. Моисей находился в моем кабинете английской литературы, рисуя на доске, а он даже не был зачислен на этот курс. Мы вернулись с ланча и застали его здесь. Две больших доски заполнены рисунками, и это было за пределами того, что ученики когда-либо видели. За исключением меня. Я знала, на что он способен.
Моисей резко остановился, будто разрываясь между тем, чтобы закончить свой шедевр, и тем, чтобы сбежать из комнаты. А затем появилась мисс Мюррей, и бегство больше не стало возможным вариантом. На его смуглой щеке красовалось черное пятно, и торцы ладоней тоже были запачканы, будто он использовал их в качестве инструмента, чтобы тушевать и создавать чувственный образ позади него. Он переминался с ноги на ногу, испытывая неловкость, а его широко открытые глаза выражали тревогу, их золотистый цвет делал его похожим на загнанное в угол животное. И он определенно был загнан в угол. Мисс Мюррей стояла в дверном проеме, обводя глазами школьную доску. Когда я взглянула на преподавателя, чтобы понять, накричат ли на него или нет, или того хуже, вышвырнут из школы, я заметила, как по ее лицу текут слезы, а руки прижаты к губам. Это было довольно странной реакцией.
Мисс Мюррей на самом деле не любила кричать. Обычно она была очень серьезной и жесткой. Она была хорошим учителем, не злилась и не становилась эмоциональной, когда дети доставляли неприятности или дерзили, и я искренне ценила это качество. Старшая школа и так была достаточно безумна и без учителей, добавляющих драмы. Когда мисс Мюррей не была счастлива, то обычно смотрела на тебя пристальным взглядом и нагружала домашней работой. Она не кричала.
Это было хорошо. По-видимому, Моисей осознал этот факт, потому что бросил маркер, зажатый в руке, и быстро отошел, глядя из стороны в сторону, будто планируя побег.
— Ну и что это? — заговорил Чарли Морган, неспособный промолчать и держать свой язык за зубами.
Обычно я ненавидела то, что он никогда не может заткнуться. Но теперь я не испытывала ненависти. Я была рада. Рада, потому что тоже хотела знать.
Чарли указал на доску.
— Это водопад?
Когда Моисей не ответил, Чарли продолжил.
— Позади водопада, это люди, верно? — засмеялся Чарли. — Они целуются! И не похоже, что на них есть какая-то одежда.
Несколько моих одноклассников засмеялись, но мы все пристально смотрели, наши взгляды были притянуты к воде, льющейся со скал вниз и окружающей двух людей, которые были почти незаметны в серебристом водопаде. Если бы я бегло взглянула, стирая границы реальности черных линий и неромантичной белой доски, то смогла бы представить, что изображение настоящее, что люди позади воды живые и дышащие, что они действительно целуются, а мы все вглядываемся сквозь брызги, наблюдая за тем, как разворачивается интимное любовное свидание. И они определенно были обнаженными. Я почувствовала, как запылали мои щеки, и отвела глаза. От рассматривания рисунка Моисея я чувствовала, как стягивает кожу, а мое тело ныло от вездесущей потребности, которая имела непосредственное отношение к Моисею. Это заставляло меня думать о ночи на водонапорной башне, и поцелуях, которые мы разделили с ним, и тепле, которое еще долгое время сохранялось в моем животе после того, как мы разошлись.
— Это ты нарисовал? — заговорил кто-то другой позади меня.
По голосу было похоже на Кирстен, но я не стала поворачивать голову, чтобы убедиться в этом.
— Получилось очень хорошо. Ты потрясающий художник!
— Студенты! — мисс Мюррей, наконец, обрела голос, хотя он и дрожал, будто она все еще плакала. — Я хочу, чтобы вы покинули класс. Возьмите свои вещи. Используйте время для работы над эссе к этой пятнице. Моисей, пожалуйста, останься.
Работать над эссе было для меня и вполовину не так интересно, как мисс Мюррей, плачущая над рисунком обнаженных людей на доске, сделанным никем иным, как Моисеем Райтом. Моим Моисеем. Также оказавшимся самым странным человеком, которого я когда-либо встречала. Но свободное время лучше, чем обучение, и в той ситуации у меня не было другого выбора, поэтому мы все неохотно поднялись и стали выходить друг за другом. Я была самой последней, и перехватила взгляд Моисея, когда за мной закрывалась дверь. Он выглядел так, словно хотел позвать меня обратно, словно хотел объясниться. Но затем дверь захлопнулась, и я осталась по другую сторону. Тем не менее, я услышала, как мисс Мюррей задала Моисею очень странный вопрос.
— Как ты узнал? — спросила она. — Как ты узнал о Рэе?
Моисей был временно отстранен. Очевидно, мисс Мюррей не понравилось, что он рисовал на школьной доске обнаженных людей, целующихся под водопадом. На самом деле, я была немного удивлена. Это не выглядело, как какое-то злое намерение, но я считала, что это было слегка эротично для классной комнаты. Мои щеки снова начинали гореть, и я задавалась вопросом, о чем вообще думал Моисей? Это было для привлечения внимания? Учебный год только начинался, май был еще очень далеко, и все, что я смогла вытянуть из сопротивляющегося Моисея — он не мог позволить себе пропустить хоть что-нибудь. Он был старше, но не имел достаточное количество баллов, чтобы окончить школу, если только не надрывал бы задницу. И быть отстраненным только привело бы к обратным результатам.
Я была уверена, что его бабушка имела возможность настоять и все уладить, чтобы вернуть его. Но Моисей не мог оставаться в стороне от проблем, и в следующие два месяца происходило то одно, то другое. Он разрисовал еще одну конюшню в городе черной, серебристой и полосками золотой краски. Это выглядело так ярко, будто всю северную часть поглотила черная дыра, оставившая за собой неистовый ураган. Позже я выяснила, что в ту конюшню тридцать лет назад ударила молния, и она сгорела дотла, при этом один человек погиб. Мужчина пытался вывести своих лошадей, и его поглотило пламя. Рисунок не выглядел таким уж привлекательным, когда я знала историю, что стояла за ним.