Закон Моисея
Шрифт:
— Поэтому ты не сидишь ночью дома, обеспечиваешь общественную безопасность от рисования? — спросил я.
Местность вокруг была окружена только полями с длинной золотистой пшеницей, или что там росло в Юте. Неподалеку от съезда с автострады располагался небольшой деловой центр, но он больше походил на крошечный остров в море золота.
— Не-а. Я видела, как ты уехал. Я наблюдала, как ты направлялся в сторону Нифай.
Я тупо уставился на нее.
— Свет твоих фар ударил мне в окно, когда ты выезжал. Я еще не спала.
В
— Я колесила по окрестностям, пока не нашла тебя. Я заметила твой джип на обочине дороги, — тихо закончила она.
Ее честность поразила меня. В Джорджии не было никакой хитрости. И когда она пыталась скрыть свои чувства, я видел прямо сквозь нее. Она была как прозрачное чистое стекло. И как стекло, ее честность резала меня.
Проклиная все на свете, я выдернул осколок из колена, и тактика отвлечения внимания сработала, потому что глаза Джорджии метнулись в сторону моей раны. Она посветила фонариком, чтобы лучше рассмотреть, и тоже выругалась, когда увидела кровь, казавшуюся черной в лунном свете, и пропитавшую мои брюки.
— Ничего особенного, — пожал я плечами.
Но было действительно больно.
— Пошли. У меня под сиденьем есть аптечка.
Джорджия махнула мне рукой с фонариком. Круг света сделал петлю, когда она развернулась, ожидая, что я последую за ней. Что я и сделал.
Она рывком открыла дверь, достала из-под пассажирского кресла оранжевую пластиковую коробку и выжидающе похлопала по сидению.
— Сможешь залезть?
Я проворчал:
— Это всего лишь царапина. Тебе не придется проводить ампутацию или что-то в этом роде.
— Ну, она безумно кровоточит.
Я закатал штанину, и Джорджия занялась игрой в доктора, пока я смотрел на ее белокурую макушку и удивлялся в миллионный раз, какого черта она продолжает крутиться возле меня. Что ее привлекало? Девушка любила вызов, и это было легко заметить. Я наблюдал, как она скакала верхом на той черной лошади через заборы и поля, летала так, словно принадлежала небесам. Я наблюдал, как она обхаживала и терпеливо добивалась расположения жеребца, пока он не стал настолько очарован, что бежал к ней, стоило только позвать. Я не был животным и не хотел быть ее следующим завоеванием, но я абсолютно уверен, именно им я и был.
Это мысль разозлила меня и, как только Джорджия закончила, я опустил штанину, вышел из кабины и направился к своему джипу, не сказав ни слова. Она семенила позади меня.
— Иди домой, Джорджия. Ты нарушаешь еще один мой закон: не преследуй меня.
— Это твои законы, Моисей. Я не согласна ни с одним из них.
Я слышал ее шаги и остановился против своей воли. Повсюду было разбросано разбитое стекло и пивные банки. Этот туннель неделями был местом постоянных сборищ. Дети из старшей школы напивались здесь гораздо чаще, чем в любом другом месте в городе, если пустые банки и бутылки считать свидетельством этого факта. Я не хотел, чтобы она
— Иди домой, Джорджия, — повторил я, но на этот раз постарался произнести это чуть более доброжелательно.
Я открыл водительскую дверь этого ржавого корыта, которое она звала Мёртл, потому что это рифмовалось с «Тёртл» (прим. ред. — черепаха) и характеризовало то, как быстро оно ездило.
— Почему ты нарисовал ту девушку? На автостраде. Почему ты это сделал? Что это значило?
Ее голос был печальным, словно она чувствовала себя преданной. Я только не мог догадаться, кто ее предал.
— Я видел ее изображения, поэтому и нарисовал, — с легкостью ответил я.
Это была почти правда. В действительности я не видел ее изображения, не в том смысле, как это прозвучало. Не на листовке, хотя одна и висела на доске объявлений возле почты. На самом деле я видел ее в своей голове.
— Тебе понравилось, как она выглядела?
Я пренебрежительно пожал плечами.
— Она милая. Это печально. Мне понравилось изображать ее.
Правда. Она была милой. Это было печально. И мне действительно понравилось изображать ее.
— Ты знал ее?
— Нет. Я знаю, что она мертва.
Джорджия выглядела шокированной. Даже в темноте, залитой лишь лунным светом, я мог заметить, как сильно огорчил ее. Думаю, я хотел расстроить ее. Хотел, чтобы она боялась.
— Как?
— Потому что дети, изображенные на листовках, обычно уже мертвы. Она откуда-то отсюда, верно?
— Не совсем. Она из Санпита. Но это такой же маленький город, как и этот. И странно, что она просто исчезла без следа. Она уже вторая девушка, пропавшая подобным образом за последний год. Всё это пугает, понимаешь?
Я кивнул. Имя девушки было Молли. И она определенно была мертва. Она продолжала показывать мне различные вещи. Но не о ее смерти. О ее жизни. Теперь я надеялся, что она оставит меня в покое. Это продолжалось уже достаточно долго. Понятия не имел, почему она вообще приходила ко мне. Обычно, существовала какая-либо связь. Я никогда прежде не встречал Молли. Но я надеялся, что теперь она уйдет. Нарисуй их, и они уйдут. Это был способ признать их. И обычно этого было достаточно.
— Итак, ты находишься здесь посреди ночи, чтобы рисовать ее. Это тоже странно, — храбро произнесла Джорджия, удерживая мой взгляд.
Я снова кивнул.
— Ты боишься, Джорджия?
Она просто смотрела на меня так, словно пыталась залезть ко мне в голову. Моя маленькая заклинательница лошадей, пытающаяся и меня приворожить. Я потряс головой в попытке очистить мысли. Она не была моей заклинательницей лошадей. Она вообще не была моей.
— Да. Я боюсь. Я боюсь за тебя, Моисей. Потому что любой увидит это. Полиция увидит это. И люди будут думать, что ты что-то сделал той девушке.
— Так думают везде, где я появляюсь, Джорджия. Я привык.