Закон обратного отсчета
Шрифт:
— Слушай, ты всегда такая настойчивая? Тогда понятно… Нет, прямота мне импонирует, — уверяет Джа. — Не в этом дело. Девушка должна знать, чего она хочет… Конечно… Просто… Хорошо, давай встретимся, — сдается Джа. Джен крутит у виска пальцем и борется с почти животным инстинктом подойти и отобрать у Джа телефон, как зажженную петарду у малолетнего ребенка. — Договорились. До завтра.
Отключившись, Джа сразу вбивает высветившийся номер в личный сотовый.
— Ты в своем уме? — спрашивает Джен.
— А что такого?
— Что такого? — Джен вскакивает с дивана и ошарашено замирает, глядя
— Ну подумаешь, встречусь с девчонкой. Ты, блин, так бесишься, как будто я жениться собрался, в самом деле. Успокойся.
Издевательская слепота пророка выводит Джена из себя.
— Ты, придурок, вообще помнишь, с кем эта Савва сюда приезжала, или у тебя вместе с чуйкой память отшибло напрочь? Они явно не соседи по этажу, они с Алекс оч-ч-чень близкие подруги, и кому по-твоему Алекс в первую очередь рассказала все подробности нашего знакомства, а? Кому?
— С чего ты взял, что она вообще кому-то рассказала?
— Да потому что она — женщина! Женщины с такими встрясками в одиночку не справляются. Они для того подруг и держат, чтобы с ними переживать все, о чем мужику своему не расскажешь. Тем более такие, как Алекс, ты ведь ее видел, это ж электровеник полноприводный! Да ее разорвет, держать в себе такое. А Максу она не рассказывала, так что включи логику. Надеюсь, хоть это у тебя не перегорело.
— Не перегорело, — огрызается Джа, перекладывая «клиентский» и личный телефоны из руки в руку. — Но и ничего страшного я не вижу. Наоборот. Есть шанс узнать, насколько Савва в курсе.
У Джена опускаются руки. Придвинув один из стульев к дивану, он садится напротив Джа и объясняет медленно, доходчиво, как психиатр пациенту:
— Джа, Савва не просто подружка девочки, которая знает, что мы делаем и как мы делаем. Она — из «Эквитас». Я погуглил про них в даркнете, и теперь более чем уверен, что нас с тобой уже пробили по всем открытым, закрытым, секретным и вообще несуществующим базам. Знаешь, кто вычислил подпольную типографию сайентологов, кто выследил сбежавшего из колонии педофила, и сколько наркоточек они накрыли? Те самые девочки-байкерши. Согласись, дела-то не пустячные, это — настоящая зачистка беспредела. И действуют девочки отнюдь не по указке муниципалитета или, прости Господи, местной полиции. Джа, они — идейные. Идейные с хорошими мозгами и большими возможностями. По-настоящему адская смесь.
На экране над головой Джа синеет заставка точного времени. Несколько секунд до семи часов вечера. Звук отключен, но в голове Джена секундная стрелка дергается с короткими щелчками, поднимаясь все выше и выше по циферблату. Джа молчит, уставившись в окно, и если бы не сосредоточенный прищур, Джен решил бы, что пророк опять провалился в будущее.
— То, что «Эквитас» на нас до сих пор не вышли — чистое везение.
— Нет, — откликается Джа, обернувшись. — Скорее всего, они просто не знали, что искать. Как этот адвокат сегодня. Хотя до сути-то адвокат докопался.
— До какой сути? — спрашивает Джен осторожно. Воздух застревает в груди на секунду — последнюю для телевизионной
— До сути, которую ты мне окольными путями вдолбить пытаешься уже который месяц, — отвечает Джа с безрадостной усмешкой и бросает оба мобильника на диванные подушки. — Между убийцами связь искать надо, а не между жертвами. Впрочем, это и так очевидно.
Плотина выдержки трещит на разломе, и уже не злость — ледяная ярость захлестывает Джена с головой.
— Очевидно?! И как давно для тебя это, блядь, очевидно?
— Я вижу глазами убийцы, Джен. Какие могут быть варианты?
На стуле не усидеть. Джен вскакивает, отлетает к распахнутому окну, подальше от пророка, цепляется за подоконник, благо тот — бетонный, новомодный пластик инквизитор сейчас раскрошил бы, как пенопласт.
— Иногда мне хочется прибить тебя собственными руками, — давит он сквозь зубы. — Какого хера, Джа? Тебе в кайф надо мной издеваться что ли? Мало того, что как овчарка на «фас» бегаю, так еще и фотки жертвы тебе подавай. Нахера?!
— Потому что, — вскочив следом, орет Джа, — будь ты на моем месте, тоже цеплялся бы за самую мизерную надежду, что ты не сбрендивший ублюдок! Хорошо махать ножами ради благой цели, да? А быть причиной каково? Думал об этом? Инквизитор, блядь. Пресвятой защитник. Куда уж нам до вашей благодетели!
Брошенный стул пролетает половину гостиной, с грохотом бьется о косяк кухонной арки и рассыпается лакированным крошевом. Опомнившись, Джа глядит на обломки с досадой — его гнев снова вырвался наружу берсерком, и это счастье, что сейчас пророк заперт в крепких стенах дома, иначе сжатые кулаки нашли бы о кого разбить в кровь костяшки.
Джен видел, как Джа дерется, всего один раз. Именно тогда, еле отодрав Джа от скрюченного на асфальте кровавого месива, он дал зарок, что больше никогда не подпустит пророка к убийцам.
— И вообще, — выдыхает Джа, понизив голос. — Если «Эквитас» что-то накопали и в ловушку заманивают, мне похрен. Тебя не сдам, не ссы, а самому не страшно. Заебало уже все это. Наконец отмучаюсь.
Щелкает кнопка питания, отключая телевизор, останавливаются вентиляторы, и молчание в гостиной обретает физическую плотность, давит, пригибает Джена к полу похлеще гравитации. Подобрав личный мобильник, Джа шлепает босыми пятками прочь из комнаты, на второй этаж, где можно запереться в четырех стенах спальни и спокойно сходить с ума.
— Один ты не поедешь, — кричит Джен уже в пустоту.
— Иди в жопу, — доносится с верхних ступенек лестницы.
На улице шумно — рычат двигатели, тащатся по домам люди, откуда-то долбит монотонным ритмом клубная музыка. Джен закрывает окно и задергивает наглухо шторы. Хватит на сегодня вмешательства извне, и так дерьма слишком много даже для понедельника.
Негодование опасно близится к ярости, Джен не сдерживает ее, проигрывает в уме диалоги, высказывает наболевшее, простраивает фразы так, чтобы звучали больнее и обиднее, доходчивее. Он клянется воображаемому Джа бросить все нахрен и свалить куда-нибудь в Колорадо, если тот не прекратит строить из себя автономную область. Как раз на пороге мастерской слова заканчиваются, и Джен выдыхает неровно — про себя выговорился, теперь на пророке не сорвется.