Закон обратного отсчета
Шрифт:
Перемены Джен чувствует каждым позвонком. Насильственные, болезненные. Такие перемены накладывают темную пелену, сквозь которую, Джен уже знает, прорываться придется долго и мучительно. Все, что было до, отсечено как сброшенная ракетой ступень. Возможно, дальше лететь легче и быстрее, но ты к полету совершенно не готов. Ты не собирался ничего сбрасывать, тебя заставили. Тебя оторвали. И возмутиться, сделать шаг назад тебе попросту некуда. Джен слишком хорошо помнит прошлый раз, чтобы питать иллюзии. Уходить в крутое пике Джену приходилось дважды — когда он добровольцем встал под ружье, и когда впустил в дом пророчества Джа.
То, что происходит сейчас, похоже на смерть Тимки. Потому что, как и тогда, Джен ничего не в силах исправить.
Из кухни вкусно пахнет кофе и сырниками, если Джен правильно помнит их запах. Неплохой бонус от присутствия женщины в доме, с лихвой перекрывает наметившееся табу на перебежки без штанов до туалета. Джен, потягиваясь, спускается с лестницы в гостиную. На всех окнах распахнуты шторы — жалкая попытка заманить в комнату укутанное смогом солнце. Джен поднял с пола маленькую подушку и вернул ее на диван. Похоже, о чем-то спорили, раз подушки летали по комнате.
На кухне плюсы женской компании обнулились — у плиты мельтешит Джа. Судя по посуде в раковине, они с Саввой уже позавтракали, так что сырники он печет специально для Джена.
— Смотрите, кто из комы вышел, — ерничает пророк, жонглируя лопаткой.
Увидев Джена, Савва тянется к кофемашине, в которой уже стоит кружка.
— Капучино, да? — уточняет она прежде чем нажать кнопку запуска. — Если бы не я, он тебе поспать не дал бы.
— Покажи ему! — нетерпеливо требует Джа.
— Дай ты человеку поесть спокойно.
— Покой нам даже не снится, — хмурится Джен, усаживаясь к столу. — Что стряслось?
— Сейчас…
Пока кофемашина тарахтит, выдавливая из себя кофе, Савва роется в смартфоне. Передает его Джену вместе с кружкой. На экране — застопленное видео. Джен делает глоток и снимает Ютуб с паузы.
— В Икстерске обрушилась внешняя стена общежития Института Дизайна и искусств с первого по пятый этаж, — тараторит бесцветным голосом журналист. — В здании в этот момент находились триста тридцать девять человек. По последним данным, пострадали двенадцать студентов, они доставлены в БСМП–1 с травмами разной степени. Погибших нет.
— Я просто вышла в коридор позвонить… — говорит в микрофон испуганная девчонка. Она уворачивается от назойливой камеры, прячет взгляд и с радостью уступила бы минуту славы, но рядом высится пузатый лысеющий мужик в костюме, и Джен готов спорить, держит девчонку за локоть, чтобы не сбежала с поля зрения объективов. Подпись внизу экрана подсказывает, что студентку зовут Маргарита Гномова. — Я облокотилась на подоконник, и он развалился.
— Развалившийся подоконник, как и все здание, был отремонтирован три месяца назад по федеральной программе модернизации жилого фонда ВУЗов страны…
Джен обрывает сюжет на полуслове, отматывает несколько секунд и вглядывается в лицо студентки. Он его помнит таким же испуганным.
— А это не…
— Она самая! — Джа победно водружает перед Дженом тарелку с сырниками, перегибается через стол, почти улегшись на него грудью, пытается заглянуть в экран смартфона. — Я сомневался, но раз ты узнал ее, значит, точно она. В подвале, да?
— Похожа. Маргарита, значит.
— Не свезло Юльке, — мрачно напоминает Савва. — А этой наоборот везет сказочно. Сначала вы от маньяка отбили, потом дом рухнул, а на ней ни ушиба. Неприкасаемая какая-то.
Джа встает из-за стола понурый, виноватый. Хватается за посуду в раковине.
— Аккуратней с заявлениями, — тихо, так, чтобы пророк не расслышал за шумом воды, говорит Джен Савве, да она и сама поняла, что упрек не к месту.
— «Эквитас» пытается разузнать, что там случилось, — говорит она, оправдываясь. — Я запрос скинула часа три назад, даже больше. Пока молчат. Обычно обратка прилетает быстрее. Значит, либо что-то нарыли и раскапывают, либо дело настолько глухое, что концов не сыщешь.
— Слушай, Оль, — Джен облизал ложку, которой размешивал сахар в кофе, и раздербанил ею один из сырников. — А откуда у «Эквитас» такие связи?
— От Падре, — с отвечает Савва и, поджав под себя ноги, уютно устраивается на стуле.
— А можно подробнее? Кто такой этот ваш Падре?
Савва задумалась, подняв взгляд к потолку, где на пожелтевшей от времени штукатурке будто грифелем расчерчены серьезные трещины.
— Представляется как Даниил Летов. Глубоко сомневаюсь, что это настоящее имя, ибо все, связанное с личностью Падре — тайна, покрытая тремя слоями мрака, припудренная коксом и запертая в наглухо заколоченном гробу где-нибудь посреди мексиканской пустыни, куда он периодически мотается за просветлением. По официальной легенде первую банду сколотила его mutter. Еще лет двадцать назад. Ей подрезали погоны за то, что сунула нос куда не следует. Как результат — узкий кружок обозленных на коррупцию бывших ментов решил нести veritas-aequitas. Но! Ходят слухи, что главной целью этого кружка по интересам было найти папашу нашего Падре. Он сгинул, как только ребенок впервые заорал. И пока его искали, наткнулись на ряд мутных схем и неприличных людей, которых удалось попутно вывести на чистую воду. То есть вся эта борьба с нежитью — побочный продукт недотраха.
— Как мило.
— Милого на самом деле мало. Чтобы попасть под крыло, нужно пройти семь кругов Ада и устроить ритуальное жертвоприношение с собой в главной роли.
— Это как?
— Выносливость, навыки выживания, тест на IQ. Но все это милые цветочки в сравнении с личным интервью. В моем случае это выглядело как связывание Исаака. В роли Авраама — я, в роли сына — мои гордость, честь и достоинство. При этом за весь разговор он не сдвинулся с места, я же сдерживалась, чтобы не пасть ниц, лбом в пол, принося клятву верности.
— Интересно, чем он добился такого эффекта, — говорит Джа, гремя тарелками в раковине.
— Идея. Он просто транслирует свою идею так, что альтернативные точки зрения становятся ничтожными.
— И в чем эта идея заключается?
— Если вкратце, — Савва снова задумалась, подбирая формулировку, — это идея о всеобъемлющей справедливости. На грани утопии, честно говоря, но пока вполне работоспособная. По нашим правилам зло должно быть наказуемо, но наказание не должно превышать ущерб. При этом в случае самообороны не может быть никаких ограничений. Грубо говоря, рубить руки за кражу — недопустимо, разбить башку насильнику — сам напросился. Поэтому если вы, парни, когда-нибудь пересечетесь с Падре, он бросит на помощь вам все силы.