Закон проклятого
Шрифт:
– Твою мать, косарь проклятый, в кои-то веки покемарить не дадут… – заворчал дед.
Визгливый, непрерывающийся крик давил на уши, бередил и без того натянутые нервы.
– Во верещит, сука. Ему бы в оперу… Слышь, батя, а почему косарь? Может, у него в натуре шляпа дымит? – спросил деда сосед слева.
– Да потому, что натуральных психов сразу на Серпы или, на крайняк, на больничку везут. А этот, падла, или в хате накосорезил и ломанулся, или на дурку собирается и перед ментами понты колотит, на наших нервах играет… Там-то они аминазина с галоперидолом да трендюлей санитарских
Надзиратель открыл «кормушку», заглянул, плюнул и снова закрыл.
– Во-во, и вертухаю все по херу, – ворчал дед.
Ивану надоело слушать этот безумный вой. Он встал и направился к психу.
– Не трогай его, парень, в падлу это… – посоветовал кто-то.
Обнаглевший от безнаказанности псих упоенно орал, но вдруг осекся, остановив безумные глаза на лице Ивана.
Иван просто молча стоял и смотрел на оборванца. Тот заткнулся, прикрыв рот грязной ладонью, недоуменно похлопал пару секунд бесцветными ресницами и вдруг как-то сжался, засунул в слюнявый рот измазанные кашей пальцы и тихо-тихо заскулил, суча ногами и стараясь отползти подальше. А потом и вовсе затих, прижавшись спиной к шершавой «шубе» и не сводя с парня круглых испуганных глаз.
На «сборке» стало тихо.
– Ты чё, гипнотизер? – спросил коренастый мужик – специалист по истории «Матросской тишины».
Иван пожал плечами и вернулся на свое место. Он просто решил испробовать свои предполагаемые способности, в которые до поры до времени сам не верил ни капли. Ну просто отказывался разум признавать такое. И вот сейчас Иван решился на эксперимент.
Он подошел к орущему психу и просто представил, как берет его за грязную шею и душит, вонзая кончики пальцев в горячую плоть… Псих и сейчас сидел в углу, мелко трясясь и боясь лишний раз шевельнуться… Способности явно были, и теперь вся «сборка» с любопытством косилась в сторону Ивана. А он сидел, прижавшись спиной к холодной стене, и пытался понять, что же он такое на самом деле.
Повисшую в камере тишину нарушил парень с наколкой:
– Твою мать, вода прибывает…
Действительно, пол был уже не просто сырым и грязным – под ногами хлюпала вода.
Парень встал, осторожно ступая, прохлюпал к двери и застучал в «кормушку». Та открылась, и дежурный заглянул в камеру.
– Старшой, вода уже по щиколотку, – сообщил парень.
– Примем меры, – прозвучал ответ, и «кормушка» захлопнулась.
Возможно, меры и принимались, но уровень воды медленно и неуклонно поднимался. Вероятно, где-то в соседней камере прорвало трубу, и теперь вода постепенно просачивалась сквозь щели в растрескавшейся от времени стене. Но на стук в «кормушку» «вертухай» больше не реагировал.
Под утро дверь отворилась, и в коридор хлынул поток воды.
– Ох ты, бля, сколько натекло, – отскочил в сторону дежурный, отряхивая сапоги. – Так, кого назову – на выход…
Он выкликал фамилии, и по одному, по два люди выходили в коридор.
– Ну, бывай, парень… – Дедок протянул руку Ивану. – Удачи тебе и скорейшей свободы.
– Тебе того же, отец, – ответил Иван, пожимая узкую, сухую ладонь.
Дед встал, окунув ноги в мутную воду, выше щиколоток заливавшую камеру, и шагнул в дверь, навсегда уходя из Ивановой жизни…
Они петляли по тюремным коридорам – Иван и еще четверо арестантов, сопровождаемые конвоем.
– Ну счастливо, братки…
Троих парней откололи от группы и повели в сторону «общака».
– Удачи, земляк…
Парень в кожанке скрылся за дверью «спеца».
Иван поднимался по лестницам выше и выше, коридоры петляли, свивались в немыслимый лабиринт, становясь после каждого поворота всё длиннее и запутаннее. Стены были покрыты уже не старинными потеками извести, а свежей краской. Здание, в которое привели хитрые лабиринты, было явно современной постройки. Коридоры перегораживали многочисленные двери и решётки, потолки были ниже и не давили своей высотой и мрачным старинным величием.
У одной из дверей Иванов конвоир остановился.
– Принимайте новенького, – сказал он, заглянув в «кормушку». Потом отомкнул большой квадратный замок и пропустил внутрь Ивана. Дверь за спиной захлопнулась.
Камера была не в пример меньше, светлей и уютней сырой «сборки». Посреди неё стоял здоровенный стол, вдоль стен вросли ножками в пол четыре железных шконки. В углу вместо параши – дырки в полу – стоял нормальный унитаз, отгороженный невысоким каменным парапетом. За застекленной оконной рамой помимо решетки были вделаны стальные жалюзи-«реснички», перекрывающие вид на улицу.
За столом сидели три человека. Четвёртый, блестя из-за очков совиными глазами, забился в угол с книгой на коленях.
– Здорово, мужики, – сказал Иван.
– Мужики в колхозе землю пашут, а здесь братва сидит, – вместо приветствия ответил высокий, худой парень с короткой стрижкой и серыми, пронзительными глазами. С первого взгляда на этого человека было понятно, что он в этой хате за главного.
Да, распростертыми объятиями здесь и не пахло. Иван недобро усмехнулся и приготовился к худшему…
Молчание затягивалось. Высокий парень пристально смотрел на Ивана, изучающий взгляд скользил по лицу, лез в душу, выворачивал её наизнанку. От парня исходила какая-то животная сила, глядя на него, многие опустили бы глаза, признавая превосходство сероглазого бандита… Многие, но не Иван. Он спокойно стоял, не отводя своего взгляда от лица парня…
«Наверно, в прошлой жизни он был тираннозавром», – мелькнула мысль в голове Ивана.
– Ладно, присаживайся, – нарушил молчание высокий «тираннозавр». – Все ясно, еще один первоход. Ну рассказывай, как, да что, да почему подсел…
– Подсел потому, что поймали, – ответил Иван, садясь на шконку.
– Хм… Весёлый, значит… А статья?
– 161-я, часть вторая.
– Понятно… А кто по жизни будешь?
Кое-что из того, что рассказывал блатной дед на «сборке», Иван запомнил. Запомнил он и то, что посылать куда подальше за подобные расспросы не стоит – можно поутру не проснуться.
– По жизни в кругу не общался, не довелось. Работу свою делал потихоньку…
– Работа, судя по статье, босяцкая?
Иван не совсем понял вопрос, но на всякий случай кивнул.