Закон проклятого
Шрифт:
С этими словами он крепко обнял её. Они простояли так молча с полминуты, их губы соприкоснулись…
– А как же соус? – полушепотом спросила Нэнси.
– Тебя я не променяю даже на соус, – так же шепотом ответил он, улыбаясь и крепче прижимая к себе пахнущую хвойным шампунем жену.
– Даже на соус?! Ах ты паршивец!
Нэнси сделала страшное лицо и потянулась за сковородкой. Эндрю отскочил и на всякий случай закрылся гитарным кофром. Через несколько секунд он осторожно выглянул из-за своего укрытия. Женщина хохотала, закрыв лицо передником. Тогда Эндрю осторожно подкрался и неожиданно схватил её в охапку. Нэнси попыталась что-то пискнуть, но он закрыл ей рот поцелуем.
На плите
Хосе Крус был полной противоположностью Эндрю. Причем абсолютно во всем. Низенький, энергичный, толстый бармен с тщательно маскируемыми залысинами на голове рядом с высоким, худощавым, немного флегматичным гитаристом с чёрной, как у индейца, шевелюрой до плеч смотрелся весьма импозантно. Но, несмотря на диаметральную, почти карикатурную противоположность внешности, характеров, вкусов и темпераментов, они быстро подружились.
Хосе работал у Рикардо Мотора уже пять лет, с момента основания бара, и всё это время пытался доказать хозяину, что является не только великолепным барменом, но ещё и многообещающим режиссером-постановщиком. Большинство стриптиз-номеров (сам Хосе предпочитал называть их танцевальными сценами) было поставлено именно им. И, хотя зачастую его мнение касательно стриптизерш не совпадало с точкой зрения хозяина бара, Хосе как режиссер обходился Рикардо бесплатно. Поэтому иногда он от щедрот своих увеличивал бюджет того или иного номера. Тогда радостный бармен мчался на улицу, в поисках настоящей звезды ощупывая цепким взглядом личики, бюсты и ноги проходящих мимо девушек, при этом ежесекундно рискуя во имя искусства схлопотать по физиономии от скорых на руку мексиканок.
Но все красавицы в Латинской Америке либо словно бабочки на свет летят в Мехико, Гвадалахару, Пуэбла и другие крупные города, либо бегут через границу, в Штаты… либо давно уже расхватаны другими, более шустрыми постановщиками. Или же просто хотят слишком много и сразу. Потому в баре Мотора танцевали далеко не фотомодели, и хозяин частенько проезжался в адрес «режиссера». Правда, с появлением Эндрю Мартина Хосе не на шутку воодушевился.
– Слышишь, парень, – возбуждённо шептал он в ухо гитариста, – да с тобой мы горы свернем. Я за три года сэкономил небольшую стопку бабок. Ко Дню Мертвых слепим роскошное шоу, пригласим журналистов из местных газетёнок, может, даже телевизионщиков удастся заманить. У меня есть кореш – крупный мастак по спецэффектам… Представляешь – ты на роскошной сцене, вокруг тебя лучшие тёлки, ты лабаешь как сам Господь Бог, и куча народа от тебя тащится! А потом слава, море бабок, девчонки прямо на сцене пытаются залезть к тебе в штаны… А прикид… Ты ничего не имеешь против «Ролекса» с бриллиантами по циферблату?
Эндрю усмехнулся про себя.
Он прекрасно понимал, что человеку дается в жизни не так уж много шансов. У него уже был именно «Ролекс», и именно с бриллиантами по циферблату. И что? На память о былой роскоши у него остался лишь маленький золотой «Dupon» в форме гитары с его инициалами, который он по чистой случайности не обменял на дозу героина. Зажигалка через дыру в кармане провалилась за подкладку пиджака, где и провалялась все время, пока музыкант скитался по клиникам и больницам. Нэнси, чистя костюм мужа, нашла ее, и сейчас Эндрю рассеянно крутил между пальцами крошечный музыкальный инструмент. У вещей, как и у людей, своя судьба. Хотя… чем чёрт не шутит. Может, еще не все потеряно? Встретил же он Нэнси, повезло ему и с работой. Не так-то просто найти более-менее приличный заработок в пригородах Тихуаны, где больше половины народа живет за чертой бедности…
Хосе продолжал зудеть над ухом. Теперь он докучал музыканту, сокрушаясь о современных нравах и рассказывая, в какую пропасть катится общество. Эндрю не обращал никакого внимания на энергичный трёп бармена, лишь время от времени из вежливости кивал головой. Для Хосе вполне хватало и этого.
– Твой выход, парень, – прогудел Рикардо, и Эндрю, подхватив инструмент, привычным шагом направился к сцене.
Октябрь в пригороде Тихуаны – это дождь, слякоть, грязь и просто осень на улице и в душе. Ничего не хочется, кроме как залезть с макушкой под одеяло, прижаться к тёплому женскому боку и забыть обо всех до чертиков надоевших проблемах. Об этом мечтал и Эндрю, закрыв глаза и трясясь в разбитом, видавшем виды «форде» рядом с не в меру болтливым другом.
У Хосе появилась новая идея. Два дня назад он пришел в бар с безумным взглядом авантюриста времен Фернандо Кортеса. И с этого времени упорно давил на мозги гитариста своей бредовой идеей.
– Нет, ну ты послушай, – размахивал он маленькими ручками, отчего «форд» рыскал из стороны в сторону, словно пьяная лошадь. – Это же решит все наши проблемы! Представь – пятьсот тысяч американских долларов, по двести на каждого. И еще сотня на шоу останется. Да мы его таким отгрохаем…
«И какого чёрта я волоку его домой? Замучил уже своими посиделками после работы. И ведь не откажешь… Спасибо Нэнси – золотая девчонка, дай бог ей терпения…»
– Ты лучше за дорогой смотри, – мрачно сказал Эндрю, открыв глаза и с неприязнью косясь в сторону Хосе. – Достал ты уже с этим чертовым шоу. Не спорю, мне оно нужно не меньше, чем тебе. Но теперь, когда Нэнси беременна и скоро родится ребенок, я не могу так рисковать. Так что слушай…
– Нет, ты меня послушай!..
Хосе подрулил к подъезду, вышел из машины, с силой захлопнул дверь и нажал кнопку на брелке. Автомобиль жалобно пискнул и мигнул фарами. Двое грязных пацанов лет по пятнадцать, сидевшие на ступеньках подъезда и курившие один косячок на двоих, весело заржали.
– Эй, мужик, зачем тебе сигнализация? Неужели ты думаешь, что кто-нибудь сопрёт это дерьмо, если ему не заплатить вперед пару сотен за моральный ущерб?
Хосе не удостоил нахальную мелюзгу ответом и, сопровождаемый музыкантом, гордо прошествовал в подъезд, подняв голову и выпятив пузо, отчего стал здорово похож на римского патриция – только туники не хватало.
– Нет, ты меня послушай! – шипел он сзади, пока Эндрю искал ключи от квартиры. – Ну родится дитёнок? И что ты хочешь мне сказать, а! Ты хочешь, чтобы он жил в этом долбаном районе на жалкие пятнадцать тысяч песо, которые ты зарабатываешь? Ребенок сейчас ой как дорого обходится… Неужели ты думаешь, он скажет «спасибо, папочка», когда не сможет пойти в колледж потому, что нет денег на обучение? Или твое «Прости, сынок!» воскресит твоего отпрыска, если какой-нибудь пьяный койотес застрелит его из-за сотни песо? А ты готов к тому, что твой собственный сын будет воровать у тебя деньги на наркоту?
Эндрю больше не мог этого вынести. Забыв про ключ, он резко развернулся, гитарный кофр ткнулся в толстый живот Хосе.
– Слушай, ты…
Видимо, бармен что-то такое увидел в глазах гитариста. Он попятился, споткнулся, слова, готовые вылететь изо рта, булькнули в горле и провалились обратно.
– Ну и хрен с тобой, – злобно выкрикнул он. – Если до вторника не перебесишься, я найду другого мужика, у которого есть яйца. Так что думай!
Бармен развернулся и довольно шустро для толстяка скатился по лестнице. Внизу раздалась отборная брань и крик Хосе: