ЗАКОН СИНАРХИИ
Шрифт:
В ноуменальном пространстве имеется лишь качественное иерархическое протяжение. Когда Целое разделяется на части, они не утрачивают связи между собой и живут в Целом как Его органические членения. Существуя вне и выше категорий пространства и времени, каждая из них не занимает какого либо особого, исключительно ей присущего положения, а все одинаково продолжают относиться ко всем точкам пространства и ко всем мгновениям времени. Следовательно, они не только прослаивают друг друга, но и живут друг в друге, нисколько не утрачивая этим свободы и независимости. Ноуменальная форма совершенно не обуславливает конечности проявлений в феноменальном протяжении, то есть конечности содержания с феноменальной точки зрения. Однако эта ноуменальная форма все же имеет вполне реальное значение, то есть она действительно ограничивает, кладет предел и утверждает обособленность в свойственном этому миру иерархическом протяжении.
Ноуменальная группа не есть множество, а есть система органических членений Единства. Чем выше порядок этого единства и чем ниже порядок этих членений — единств низшего порядка, тем больше количество последних, тем сложнее их сочетания. Каждое из этих низших единств отлично от всех других и наряду с признаками, обусловливающими их принадлежность к определенной группе, обладает также и такими признаками, которые определяют его индивидуальную самобытность. Ноуменальная форма или частный логос объективирует в актуальной бесконечности порядок данной монады, а потому утверждает и принадлежность ее к определенной ноуменальной группе. Этим монаде указуется ее иерархическое достоинство, то есть она ограничивается и обособляется в общем лоне Целого.
Индивидуальность монады, ее ноуменальные пределы не ограничивают и не ухудшают ее естества, то есть ноуменального бытия, а лишь определяют совокупность качество-ваний, в которых ее бесконечное содержание может актуально проявляться,
Оставаясь бесконечной по своему субстанциональному естеству, монада в силу своей индивидуальности принимает также и предикат относительности, а потому она и определяется эзотеризмом как относительно бесконечная субстанция второго рода. Это, в свою очередь, вполне гармонирует с изложенной ранее доктриной, что всякая монада есть одновременно и часть и целое.
Итак, индивидуальность ограничивает в монаде не достоинство ее духовного естества, не делает ее бытие феноменальным, а определяет лишь монадность присущего ей сознания. Каждая монада есть единство, связанное со всем многообразием космических иерархий, а потому все они суть одинаково ноумены, оси мира. Если ограничиться эти выводом, то необходимо пришлось бы признать равенство всех монад между собой. Подобное заключение было бы глубочайше ошибочным, ибо вообще нигде, ни в чем никогда «равное равенство» — по выражению Сковороды — существовать не может. Соотношение между монадами выражается антиномией: они равны между собой — они не равны. Выше мы разобрали основной аспект этой антиномии, где Монады равны, ибо каждое есть Целое, и не равны, ибо они суть органические членения, теперь мы должны обратиться ко второму умозрительному аспекту антиномии, где равенство монад проистекает из принадлежности всех их к ноуменальному, а неравенство — из их индивидуальностей.
Индивидуальность есть нечто по существу ноуменальное, а потому выразить в феноменальном ее можно только символически, пользуясь общим методом предела. Простейшим прообразом индивидуальности является личность, субъективность. Субъективным в противоположность объективному, мы называем такое сознание, где, по тем или иным причинам, некоторым данностям приписывается особо важное значение. Субъективность граничит с односторонностью, неизбежно переходящей в сектанство и ересь. Но, невзирая на эту крайнюю близость, представляется возможным выявить и принципиальное между ними различие, вырывающее здесь глубокую пропасть. Односторонность есть утверждение одних элементов с игнорированием противоположных, то есть всякое одностороннее суждение есть неантиномичное суждение, односторонность и неантиномичность суть синонимы. В противоположность этому, возможен и такой вид суждений, где нет односторонности, то есть где учитываются все антиномии, но в то же время элемент личности сказывается с полной силой. В последних субъективность проявляется в двух направлениях.
Во-первых, каждая частная антиномия по своему существу есть аспект некоторой идеи, выражаемый в совокупности феноменальных элементов, подбор которых в значительной степени зависит от субъекта.
Во-вторых, при организации ряда частных антиномий в одно quasi-объективное суждение их последовательность и взаимная координация также зависят от субъекта. Откидывая случай ошибки, где субъективность проявляется с уродливой очевидностью, мы и во вполне правильных построениях легко можем осознать оба эти элемента.
Всякая идея всегда трансцендентна феноменальному, а потому всякое ее выражение в нем всегда есть символ. Природа символа антиномична: с одной стороны он по замыслу своему есть нечто вполне объективное, а с другой — он образуется из определенных феноменальных элементов. Полюсы каждой антиномии отражаются друг в друге, а потому в самую сущность всякого символа неотвратимо входит относительный элемент. Чем символ совершеннее, тем этот элемент слабее, но совсем уничтожен он бытьле может, ибо тогда ноуменальное, порвав всякую связь с феноменальным, стало бы вовсе невыразимым. Отсюда ясно, что субъективность не может быть уничтожена, но с эволюцией она принимает все более и более тонкие качествования.
По отношению ко второму направлению проявлений субъективности только что сказанное проявляется еще более ярко. Все в мире отражается друг в друге, а потому порядок организации частных антиномий, вообще говоря, может быть равен числу возможных сочетаний по известной теореме комбинаторики. Если мы обыкновенно не можем воспользоваться всеми этими возможностями, то это проистекает главным образом из неодинаковости знания нами элементов группы. Мы всегда начинаем с наиболее нам известных и помощью их стараемся осветить менее известные. Разумеется, я говорю лишь об элементах одной группы, то есть величинах иного порядка, а потому здесь нет места анализу и синтезу, дедукции и индукции, ибо все это возможно лишь при наличии величин различных порядков, находящихся на различных ступенях иерархии. Чем далее эволюционирует человек, тем лучше и равномернее знает он все элементы группы. В пределе он может совершенно свободно принять ту или иную последовательность. Если ранее его воля направлялась его личностью, как результат предыдущего опыта, то теперь всякие материальные императивы отпадают и он вполне получает возможность свободного выбора. И вот здесь то и раскрывается его глубинная самобытность, индивидуальность духа.
Общий принцип таков: ноуменальное может проявляться лишь в реальности феноменального. До тех пор, пока феноменальные факторы борются друг с другом, действуют одни только феноменальные законы. В мире нет и быть не может нарушения каких бы то ни было законов: всякий высший закон только потому может заместить низший, что он включает его, то есть ничего не подавляя он раскрывает еще более высокое бытие, еще более глубокий и строгий закон.
Антиномия именно поэтому и связывает ноуменальное с феноменальным, что она — закон абсолютного равновесия. В ней феноменальное окончательно и бесповоротно изживает себя, воочию раскрывает отсутствие субстанционального обоснования и вопиет к небу о своей беспомощности. Как только этот призыв ярко и отчетливо провозглашен, ему тотчас ответствует безусловное. Так солнце вечно посылает лучи свои в пучины пространства, но когда там нет восприемника, пространство кажется холодным, темным, безжизненным. Но как только появляется на пути этих лучей планета, они становятся и видимыми и животворящими. Ноуменальное вечно и вездесуще, но феноменальный хаос не может отразить в своих мятущихся волнах гордый покой гармонии и красоты. Когда же, постигнув тщету своих мятежных устремлений, феноменальное, дойдя до границ противоставления, застывает в зияющих противоречиях и переживает смерть своей своевольной природы, наступает мистерия внедрения и мертвенный покой извивающегося в агонии относительного светозарного покоя торжествующей в вечности необусловленной жизни.
Так индивидуальность рождается лишь в смерти феноменальной субъективности. Поскольку последняя есть плод случайных условий и обстоятельств, она должна исчезнуть, но поскольку она есть прообраз ноуменального частного логоса, определяющего самое бытие монады, она должна достигнуть своего абсолютного развития. Феноменальная субъективность есть результат совокупности феноменальных условий на пути эволюции, но сами эти условия, хотя с одной стороны и суть результаты имманентных законов, судьбы и цепи причинности, но с другой, в свою очередь, обусловливаются и направляющими трансцендентной индивидуальности. Посему даже и примитивная субъективность находится в некотором соотношении с индивидуальностью, является ее, хотя и крайне искаженным, но все таки действительно прообразом. Эволюция субъективности состоит прежде всего в очищении от этих искажающих примесей.