Закон - тайга
Шрифт:
Условники рассказывали о Тесте шепотом. О нем ходили легенды. Говорили, что Василий отбывал сроки во всех лагерях Севера. Побегов на его счету больше, чем судимостей. «О его силе, коварстве, неуемной злобе и мстительности рассказов хватало по всему Северу», — вспомнились слова Тихона о Тесте.
Дашка смотрела на него снизу вверх, вобрав голову в плечи.
Серые глаза Тестя смотрели на бабу изучающе.
— Чего остолбенела, проходи, присаживайся. Говори, с чем пришла.
И
Бугор слушал молча. Когда баба выплеснула свои обиды, спросил:
— За что сюда влипла?
Дашка и здесь все начистоту выложила, сознавшись, что давно ей жить неохота. Не похоти ради, а из страха за родителей изломанной оказалась судьба.
Василий достал из-под стола поллитровку.
— Выпить хочешь? — предложил бабе.
— Нет. Я свое выпила. Теперь до смерти опохмельем болеть стану. Мужика по пьяной лавке просмотрела. Зарок себе дала ни капли в рот не брать. Перебрала свое…
— Воля твоя. А оно и верно. Не дело тебе хмельным баловаться. Да еще в неволе. Держись, если сумеешь. Ну а с обидчиками твоими я сам разберусь. Только отныне поводов не давай к себе приставать. Иначе зашибут где-нибудь насмерть, как бешеную суку. Слыхал я о тебе. Не приведись схлестнулась бы с кем, живя с Тихоном… Это стало бы твоей последней песней. Вот ты пришла за защитой, а разве за своим хвостом греха не видишь?
— Знаю, — опустила голову баба.
— Не вводи больше в грех мужиков. Я ведь не тебя от них, а их от тебя оберегу. Чтоб никто, как Тихон, не стал с тобой жмуром. Пусть всяк на волю выйдет, чтоб не ломала ты судьбы мужичьи. И без тебя в жизни горького хватает. Баба должна судьбой одного мужика стать, а не бутылкой, из какой любой желающий глотнуть может. Усекла, о чем я ботаю?
— Поняла! Как не усечь того, что верно. Но не такая уж я пропащая. Горлом, то верно, слаба. Но сукой не была, — оправдывалась баба.
— Известно мне все. И то, как по приезде в Трудовое не стала ты блядью участкового мусора. Знаю, что приставал он к тебе, что обещал. Не замаралась. Западло сочла легавого. Потому тут сидишь и я с тобой трехаю. Иначе б… Даже пидер из условников в твою сторону не поссал бы. Да и дожила ль бы ты до дня нынешнего — тоже вопрос, — усмехнулся Тесть по-нехорошему.
Уловила баба эту насмешку, и холодно стало на душе. Домой захотелось.
Напоследок решилась узнать, проставят ли ей нынешний день на деляне прогульным?
— Не дрейфи. Все в ажуре будет, — пообещал Тесть. И спросил: — Ты мне о следователе расскажи, что он так долго у тебя засиделся?
Дарья
Тесть слушал, отвернувшись к окну, и не пропускал ни одного слова. Не выказал ничем своего отношения к
услышанному. И казалось, думал о чем-то своем, далеком от Дарьиного рассказа.
— Значит, не сам откинулся. Выходит, помогли? — повернулся он к Дашке посеревшим лицом. И, нервно вытащив папиросу из пачки, закурил торопливо. — А ну-ка, бабочка, выложи мне как на духу, была ль дверь каморы твоей в тот день подперта чем-нибудь?
— По-моему, нет. Но точно не помню, не видела. Но вроде что-то ударило по валенку. Не больно. Потому, верно, значения не придала.
— Утром у двери ни обо что не споткнулась?
— Нет.
— Под окнами никто не шастал?
— Спала я, — созналась баба.
— А когда легавый со следователем нарисовались, никто не впирался в хату пьяным?
— Нет, — уверенно ответила баба.
— На чердаке иль под окном не шлялись?
— Не слыхала.
— Исподнее на Тихоне в порядке было?
— Не знаю. Увезли его.
— Ладно. Я сегодня, может, наведаюсь к тебе. Не дрожи. Мне увидеть надо. Кто Тихона загробил? Свою разборку проведу. Коль свой — душу вытряхну, а чужой — из-под земли достану. Не прибирай в хате покуда. Оставь как было. Успеешь еще с уборкой. — Дай мне поглядеть…
Дашка согласно кивнула головой и вскоре ушла.
По пути купила в магазине еду. Решила больше не ходить в столовую.
Поев, легла в постель, ожидая вечера. И незаметно уснула.
Глава 2
Проснулась Дашка от заполошного стука в дверь. Кто-то оголтело колотился в камору. Баба робко подошла к двери.
— Кого черт принес? — спросила хрипло.
— Отвори, Дашка! — послышалось снаружи.
Баба сдернула крючок. В комнату ввалились бульдозерист, чокеровщик и Тесть.
— Эти обидели? — спросил бугор, указав на мужиков.
— Они, — выдохнула Дарья.
— Прости нас. Век больше не заденем тебя. И другим не дозволим, — опустил голову бульдозерист.
— Виноват. Пальцем не трону, — отвел от бабы глаза чокеровщик.
— Слышишь, Дарья, прошения просят у тебя, — прогудел Тесть, оглядывая камору.
— Да Бог с ними. Простила уже. В их вине и мой грех немалый. Да только не умею я долго обиду держать. Потому, видно, и ка свете зажилась. Отпусти их. Пусть только прогул мне не ставят, — попросила Дашка.