Закон трех отрицаний
Шрифт:
Выяснилось также, что Аничкова работала не только у себя дома, но и ездила домой или даже в больницу к тем пациентам, которые не имели возможности приходить к ней, как это было, например, с той же Изольдой Валериановной, страдавшей артрозом.
В целом же, опираясь на прижизненные фотографии потерпевшей и сведения, почерпнутые из ее ежедневника, можно было заключить, что Галина Васильевна Аничкова была красивой и веселой женщиной, хорошо организованной, энергичной, трудолюбивой и неутомимой (некоторых пациентов она принимала даже поздним вечером), открыто и по-доброму относящейся к людям, любящей авангардный театр и авторское кино (за десять месяцев – четыре премьеры в Доме кино и почти еженедельные посещения театров, Настя не поленилась, обзвонила и Дом кино, и указанные в записях театры и выяснила, какие именно спектакли и фильмы шли в
Кстати, в ежедневнике была запись о подобном мероприятии, которое должно было состояться через пару недель после убийства. На эту вечеринку Аничкова уже не попала.
Да, все это было замечательно, но не проливало ни малейшего света на имя убийцы, о котором можно было сказать только одно: он (или она?) не был пациентом, прошедшим полный курс из десяти сеансов. Этот человек встречался с Аничковой только один раз и позаботился о том, чтобы уничтожить только эту запись. В каком качестве он встречался с Галиной Васильевной? В качестве человека, нуждающегося в помощи, но после первого же сеанса разочаровавшегося в возможностях кинезиолога? Или для встречи был другой повод? Или вообще случайное знакомство? Нет, это вряд ли, случайных знакомых в ежедневник не заносят, их имена могут оказаться только в записной книжке или на визитных карточках. Значит, о встрече договаривались заранее. Ну и что это дает? Ничего.
Есть, конечно, вариант, но муторный и долгий. К Галине Васильевне (опять же, если полагаться на записи в ежедневнике) никто не приходил случайно, с улицы. Только по рекомендации кого-то из людей, которых она знала. Да иначе и быть не могло, рекламу Аничкова не давала, и узнать о ней и получить номер ее телефона можно было только от знакомых. Так вот, нужно взять ее записную книжку и методично пройтись по всем знакомым с вопросом, кому они в течение последнего года рекомендовали обратиться к Аничковой и давали ее телефон. Составить список, потом сверить его с записями в ежедневнике и посмотреть, кто из них стал пациентом Аничковой и ходил к ней на сеансы, а кто так и не пришел. Потом разыскать всех, кто брал ее телефон, но не воспользовался им, и постараться найти среди них того, кто этим телефоном все-таки воспользовался, навестил Галину Васильевну один раз, а потом позаботился о том, чтобы об этом не узнала милиция. Работы на год, если не больше. Конечно, была бы Аничкова президентом крупного банка или известным журналистом, создали бы следственную бригаду человек так из тридцати, а то и из пятидесяти, подключили бы столько же оперов и все сделали бы за считаные дни. А еще лучше – дали бы команду экспертам, они бы листочки из ежедневника за два часа обработали и сказали, что именно было записано на вырванных страницах. И никакой мороки.
Но Аничкова для властей – никто. Дело о ее убийстве даже на Петровку не забрали – обычное, рядовое, не городского масштаба, а так, микрорайонного. Вот и будет бедолага Селуянов раскрывать его силами собственных перегруженных другими делами оперов да под руководством ленивого и безынициативного следователя.
Коля слушал Настин отчет уныло, надежды его не оправдались. Конечно, понимание некоторых черт характера и образа жизни – это уже немало, но все это в общем и целом было известно из бесед с друзьями и знакомыми убитой Аничковой, которых оперативники опрашивали в течение первых нескольких дней после убийства. Единственным, в чем ежедневник оказался действительно полезным, были имена. Полный перечень имен и телефонов пациентов Аничковой за неполный 2002 год. Но для того чтобы извлечь из этого перечня настоящую пользу, нужно много сил и времени, а где их взять?
Насте было ужасно жаль Селуянова. Он так надеялся на нее, так ждал, что она выкопает из ежедневника что-нибудь ценное, и ничего не получилось. Настя честно сделала свою работу, старалась быть внимательной и ни малейшей детали не упустить, и разве она виновата, что в записях Галины Васильевны не оказалось ни намека на личность убийцы? Нет, не виновата в этом Настя Каменская. Но все равно она чувствовала себя виноватой. Как Дед Мороз, которого ждали с подарками, а он явился с пустым мешком.
– Что посоветуешь? – в голосе Селуянова зазвучала надежда на то, что если уж с ежедневником не получилось, то хоть совет толковый она ему даст.
– Ничего умного, – Настя развела руками и взяла из вазочки очередную конфету. За последние сутки она съела, наверное, килограмма полтора конфет и все не могла остановиться. – Ищи ходы к экспертам. Унижайся, падай в ноги, предлагай деньги и подарки, шантажируй, угрожай. Тебе сейчас могут помочь или двадцать сотрудников, или один эксперт, других вариантов нет. Твой гениальный следователь хотя бы нож догадался на экспертизу отправить?
– Отправил, – Коля безнадежно махнул рукой, – а толку-то? Заключение будем ждать еще дольше, на холодное оружие по нынешним временам очередь больше, чем на документы. Ножи при каждой облаве изымают кучами и все на экспертизу отправляют. Но у меня среди оружейников есть свои люди, – он внезапно оживился, – с ними я, пожалуй, смогу договориться, чтоб без очереди сделали.
– Не суетись, смысла нет, – остудила его пыл Настя. – Ты же не рассчитываешь на то, что нож окажется авторской работой, существующей в единственном экземпляре, да еще с подписью мастера на рукоятке, правда? И ты после этого пойдешь к мастеру и спросишь, кому он продал нож или для кого его делал, а потом в течение пяти минут арестуешь преступника. Даже если там остались пальцы убийцы, в чем я лично сильно сомневаюсь, то пользы от этого немного. Ну проверишь ты их по картотеке, ну и окажется, что их там нет. Преступник ранее не судим и не привлекался, это сто процентов. Потому что если привлекался, так он уже ученый и либо без перчаток к ножу не прикасался, либо вообще унес бы нож с собой и в Яузу выбросил. Нет, Коленька, экспертиза ежедневника в сто раз важнее. Давай-ка, дружочек, ноги в руки и беги искать подступы к криминалистам. Когда будут конкретные имена, тогда и пальчики пригодятся.
Селуянов горестно вздохнул, потер ладонью плешь на темени.
– Аська, ты, когда молодая была, кино про «Знатоков» по телику смотрела?
– А как же. Только я была не молодая, а маленькая, классе в пятом, наверное. А что?
– Вот скажи мне, дураку, зачем людям голову морочить и показывать, как у следователя и оперативника есть свой персональный эксперт, который им любую экспертизу, хоть химическую, хоть биологическую, хоть графологическую или баллистическую, сделает по первому требованию и чуть ли не в их присутствии, а? Ведь козе же понятно, что так не бывает, что эксперт должен иметь право подписи по конкретным видам экспертизы, а для этого он сначала должен обучение пройти и квалификационный экзамен сдать, и нет таких экспертов, которые могут делать все! И не только козе, но и ежу понятно, что нельзя прийти к эксперту и сказать: «сделай», потому что эксперты следователю не подчиняются, у них своя структура и свои начальники, которые получают от следователя материалы и распределяют внутри своего подразделения, и у каждого эксперта – длиннющая очередь. Вот ты вспомни, как ты к Зубову бегала просить, чтобы побыстрее дал заключение. Ведь каждый раз «через буфет». По ползарплаты на него тратила. Ну, так или не так?
– Так, так, успокойся. – Настя методично дожевывала последнюю конфету. – Что ты разошелся?
– А то и разошелся, что киношники и писаки эти, детективщики чертовы, пишут и показывают черт-те что, а люди-то им верят, а потом к нам с претензиями: мол, почему так медленно работаете, почему ничего не делаете. Зачем народ враками кормить?
– Коленька, истории рассказывают не потому, что они правдивы, а потому, что они увлекательны. Не смотри на меня так, это не я придумала. Кинофильм и книга – это история, а жизнь – это жизнь, и не надо путать одно с другим.
– Но люди-то путают! – с жаром упирался Селуянов.
– Так это их проблемы, а не наши с тобой. Слушай, будь другом, сходи на кухню, посмотри, там, в шкафчике, кажется, еще конфеты были.
Он послушно вышел из комнаты, и вскоре до Насти донесся злорадный голос:
– Нету! Ты все стрескала! Даже мне не оставила.
Неужели нету? Вчера утром, едва взявшись за работу с ежедневником, Настя вдруг почувствовала, что безумно хочет сладкого. Причем не пирожных или варенья, а именно шоколадных конфет. Соскучилась по ним, что ли? Или организм потребовал глюкозы? Она позвонила в магазин, и ей принесли два килограмма «Мишек» и «Красных Шапочек». Два килограмма. Какой кошмар…