Закон трех отрицаний

Маринина Александра

– Не понимаю, – повторила она сквозь зубы. – Не вижу связи.

– Вы не сердитесь, Анита Станиславовна, – вполне миролюбиво произнес Сергей, – я ж понимаю, что тема такая… скользкая. Неприятная тема. Но мне велено узнать – я и спрашиваю, я ведь человек подневольный. Знаете, когда между людьми случается, как говорится, интимная ситуация, то они или начинают все время ходить вместе, держась за ручки, или, наоборот, начинают избегать друг друга, потому что одному из них, а может, и обоим неловко, или противно, или стыдно. Халипова добилась своего, я имею в виду близость с Кричевцом, и случилось это буквально накануне юбилея Островского. Антону Николаевичу это было неприятно, и празднования он проигнорировал. А к позавчерашнему дню все как-то улеглось,

неловкость замялась, да и уклоняться от контактов с Островским у него повода нет, они же вместе над проектом работают. Нет? Разве не так все было?

Волкова молчала. И чем дольше она молчала, тем больше Зарубин верил в то, что попал в точку. Значит, причина для ревности у нее есть. А она свою ревность скрывает. Может, просто так, по-бабски, кому приятно признаваться, что мужик изменил тебе с молодой девицей. А может, скрывает совсем по другой причине. Сегодня Зарубину должны сказать, действительно ли у Халиповой был в любовниках авторитет, не то криминальный, не то политический, а может, и оба сразу. И надо быстренько выяснить, не знакома ли с ним Волкова и не вступала ли в последние дни в контакт с ним. Кажется, тут горячо…

– Анита Станиславовна, вы мне ответите?

Она разжала пальцы, сжимающие ручку старинного серебряного чайника, потерла ладонями плечи, словно озябла и пытается согреться.

– Я не знаю. Честное слово, не знаю.

Ну конечно, не знает она. Еще как знает!

Глава 6

– Я не понимаю, почему вам понадобилось столько времени, чтобы установить любовника Халиповой.

Начальник отдела Вячеслав Михайлович Афанасьев даже не пытался скрыть раздражение нерадивостью подчиненных.

– Прошло два рабочих дня, и вы только сейчас докладываете мне, что наконец выяснили его личность. Это нужно было сделать в первую очередь, а вы чем занимались два дня?

– Это было не так просто, Вячеслав Михайлович, – Коротков грудью кинулся на защиту друзей, Сережки Зарубина и Миши Доценко. Уж он-то точно знал, какие усилия предпринимали ребята, чтобы проверить, действительно ли у Халиповой был ревнивый патрон, милостиво позволявший ей спать с известным режиссером, но любой другой шаг вправо-влево считающий побегом, за который должно последовать суровое наказание.

– Это самое простое, что вообще можно и нужно было сделать, – гневно оборвал его начальник. – У любой женщины есть две-три подружки, которые знают о ней все, включая имена и технические характеристики ее любовников. А если не две-три, то хотя бы одна. Установить и найти этих подружек можно за полтора-два часа, задать им нужные вопросы – еще час. Данные о любовнике Халиповой должны были быть у меня на столе еще вчера к обеду, это самое позднее.

Почему данные должны были лежать на столе Афанасьева, Юра Коротков не очень понимал. Много ли толку от такого, с позволения сказать, лежания? Они должны быть в руках у сыщиков, которые дело делают, а не у начальника, который руководит ими из кабинета. Конечно, если бы на месте Афони сидел Колобок-Гордеев, тогда дело другое. Гордеев, увидев фамилию и должность любовника Юлии Халиповой, сказал бы: «Не суетитесь, этого я сам подработаю, вы к нему пока не суйтесь». А Афоня? Слишком недавно он в Москве работает, чуть больше года, не оброс еще связями, не выстроил доверительные отношения с людьми, неоткуда ему качать информацию, так что в раскрытии преступлений практической помощи от него никакой, одни сплошные руководящие указания. Иногда, будем смотреть правде в глаза, очень и очень толковые, все-таки опыта в розыскной работе ему не занимать. Но работать так, как работал Гордеев, он, конечно, еще не может.

– Вот пусть Доценко мне объяснит, чем он занимался два дня, вместо того чтобы искать подруг потерпевшей. Ремонтом квартиры?

«А хоть бы и ремонтом», – зло подумал Коротков. Что Мишке, в сарае жить, что ли? Он после долгих поисков нашел наконец вариант, при котором его с мамой двухкомнатная квартира превращалась в две

однокомнатные в нужном микрорайоне, почти два года искал, уже надежду потерял. То есть варианты попадались и раньше, но каждый раз это были хорошие квартиры, на приобретение которых требовались деньги, существенно большие, нежели можно было получить от продажи «двушки», а никаких других денег у Доценко не было. Так что пришлось ждать, когда судьба подбросит жилье достаточно низкого качества, чтобы обойтись без доплаты. Судьба подбросила такое, что без ремонта там не то что жить – двух часов провести невозможно. Мишка занял денег, в первую очередь привел в порядок одну из квартир, поприличнее, и перевез туда маму, а сам живет пока в семье жены, у Стасова, и каждую свободную копейку вместе с каждой свободной минутой тратит на починку того, что еще можно починить, и замену того, что починить уже нельзя. При милицейской-то зарплате это песня долгая, не на один месяц.

– Подруг потерпевшей я нашел сразу же, – спокойно начал докладывать Доценко, хотя Коротков видел, как заходили желваки у Михаила на лице. – Но они никаких имен мне не назвали. Они были напуганы и понимали, что с любовником Халиповой дело иметь не стоит. Если он убил свою подругу за измену, то точно так же убьет и их самих за болтливость. Они же не идиотки, Вячеслав Михайлович. Они жить хотят, так же как и мы с вами. Родители Халиповой полностью не в курсе ее личных дел, они живут в Дубне и с дочерью видятся очень редко, она к ним вообще не приезжает в последние пару лет, а они к ней – раз в полгода, чаще она не приглашает. Ссылается на занятость. Ссылалась, – поправился Миша. – Мы обратились в телефонную компанию и получили распечатку телефонных номеров, с которыми в течение последнего месяца устанавливалась связь с мобильного телефона Халиповой, входящие и исходящие звонки. Потом все эти номера проверяли, устанавливали владельцев. Потом проверяли самих владельцев, искали среди них возможных кандидатов в любовники. Потом отрабатывали каждого кандидата.

Огромная работа для такого короткого срока, Коротков это понимал. Кроме Зарубина и Доценко, этим занимались еще двое оперативников, но отчета Афанасьев требовал именно у Михаила, поскольку тот был начальником отделения.

– Ладно, – полковник сморщился, словно его заставили выпить отвратительное на вкус лекарство, – с какой криминальной группировкой связан этот думский деятель, вы выяснили?

– Так точно, – отрапортовал Доценко, – с группировкой Руслана Багаева.

– Я свяжусь с РУБОПом, чтобы вам дали сведения на всех боевиков Багаева, – деловито произнес Афанасьев.

– У нас есть, – подал голос Коротков. – Мы их уже получили.

Станет он дожидаться, пока руководители созвонятся! У Юры с московским РУБОПом давние дружеские связи, так что требуемую информацию он получил минут за пять до начала совещания у начальника. Теперь следует проверить каждого из багаевских ребят на причастность к убийству актрисы Халиповой. Во мороки-то! Хорошо, если Афоня власть употребит, сходит к руководству и попросит, чтобы РУБОП официально подключили к работе по убийству, тогда рубоповские оперативники возьмут на себя часть работы. Но Афоня человек сложный, вряд ли будет просить подмогу, чтобы потом успехом не делиться. Есть у него такой пунктик… Не зря Каменская его не любит, для Вячеслава Михайловича на первом месте не интересы дела, а его собственная репутация. Если говорить точнее, его собственные амбиции.

Уже половина одиннадцатого вечера, и полковник наверняка сейчас даст указание к утренней оперативке принести первые результаты по группировке Багаева. Две тысячи второй год уж заканчивается, а живем как при Сталине, с ночными посиделками и немыслимыми сроками. Ладно, пусть сыщик не должен жить, только работать, но спать-то ему можно хоть когда-нибудь?!

* * *

Неприятная правда, открывшаяся Риттеру при посещении мастерской жены, так и сидела в нем ни с кем не разделенной болью. Матери он не сказал ни слова и с сестры взял обещание молчать.