Закон трех отрицаний
Шрифт:
– Нине не говори. И не вздумай Ларку предупредить, что я все знаю.
– Разве ты не собираешься ничего выяснять? – удивилась тогда Анита. – Не будешь говорить с Ларисой?
– Пока нет. Я должен подумать, – ответил Валерий.
Ну в самом деле, какой прок выяснять отношения с Ларой? Что он может ей сказать? Спросить, правда ли, что она интересуется женщинами? Так он и сам убедился, что это правда. Теперь ему стало понятно, почему жена на всем протяжении их супружества не проявляла особого интереса к сексу. До свадьбы все было совсем по-другому, Ларка казалась ему горячей, изобретательной и ненасытной, а почти сразу после регистрации, примерно месяца через полтора-два, словно остыла, на его предложения откликалась далеко не всегда, а уж о том, чтобы самой проявить инициативу,
Что еще он может ей сказать, о чем еще спросить? Заявить, что не собирается жить с лесбиянкой, выгнать ее и подать на развод? Очень красиво: оставить не приспособленную к жизни наркоманку без поддержки и без средств к существованию. Развестись, но продолжать ей помогать? Тогда какой смысл в разводе?
А может быть, ее связи с женщинами – это не зов плоти, а попытка встряхнуть себя новыми необычными ощущениями и переживаниями в надежде, что они дадут новый толчок творчеству? Ларке кажется, что она бездарна и пишет плохо, и она ищет все возможные пути сделать свои полотна более страстными, наполненными чувствами. И если все так, то только его, Валерия, вина в том, что жена до сих пор не поверила в свой талант. Он мало старается, он не делает все необходимое, он что-то упускает, и все усилия по ее раскрутке не дают желаемого результата. А ведь она по-настоящему талантлива, уж ему ли, выросшему в семье художника, этого не понимать! Во всем, что происходит с Ларисой, виноват он сам, и незачем устраивать ей сцены и требовать объяснений. Факт налицо, и этого достаточно. Тем более сейчас имеет место быть очередной период «этого», так что все объяснения и выяснения заранее обречены на провал.
– Валерий Станиславович, – голос секретаря вывел его из задумчивости, – пришла ваша жена.
– Да, конечно, – невнятно пробормотал Риттер и тут же встряхнулся и взял себя в руки. – Пусть войдет.
И это тоже было обычным в период поглощения таблеток. Лариса ни с того ни с сего являлась к нему в офис, заявляла, что жутко голодна, и требовала, чтобы муж немедленно все бросил и вел ее в ближайший ресторан. Иногда он не мог отлучиться, и тогда еду из ресторана приносили прямо ему в кабинет. Лариса ела жадно и быстро, после чего немедленно засыпала здесь же, в кресле, свернувшись калачиком. В таких случаях Риттер объяснял секретарю, что его жена работала всю ночь напролет (хотя на самом деле уже несколько дней даже не прикасалась к кистям и краскам), забывая поесть и отдохнуть, страшно оголодала и устала, и вот… Все с пониманием относились к причудам художественной натуры жены босса, и никто ничего плохого до сих пор не заподозрил. Тем более спала молодая женщина крепко, и ее присутствие в кабинете шефа работе фирмы не мешало, можно было заходить и решать вопросы, даже не понижая голоса. Единственное ограничение состояло в том, что Риттер не мог никуда уехать, пока Лара не проснется, но с этим он как-то справлялся. Ни за что не хотел бы он, чтобы в его отсутствие жена проснулась и вступила в неконтролируемый контакт с кем-то из его сотрудников. Ее неадекватность тут же будет замечена, сначала поползут слухи, за ними последуют вопросы, почему он ничего не предпринимает и не занимается лечением Ларисы. Ответ на этот вопрос знают только мать и сестра Анита, больше ни с кем Риттер проблему обсуждать не собирался.
Жена ворвалась в кабинет – как на крыльях влетела. На лице улыбка, а глаза какие-то мертвые, ни мысли в них, ни нормального человеческого чувства. Одна тупая, как казалось Риттеру – животная, готовность радоваться всему подряд и всех подряд любить.
– Ой, Лерочка, золотиночка моя, – защебетала она прямо с порога, стаскивая мокрую от дождя куртку, – я так есть хочу – прямо не могу! А на улице такой дождь, это что-то невозможное! Ты меня покормишь, Лерусик? Только здесь, ладно? Я вся вымокла. У тебя перед офисом такое скопище машин, паркануться негде, пришлось
Она держала мокрую куртку в руках, брезгливо отстранив ее от себя, как грязную тряпку. Повесить ее в кабинете было негде, и «скажи там» подразумевало, что Риттеру нужно или вызвать секретаря, или самому отнести одежду в приемную и повесить в шкаф. Вызывать секретаря он не стал, ему претили барские замашки матери, и сам он умышленно старался не делать ничего, что походило бы на них. Взяв из рук Ларисы куртку, Валерий вышел из кабинета. Вернувшись, он застал жену на своем месте, за столом. Она вертелась в крутящемся кресле, одновременно держа в руках трубку и набирая чей-то номер телефона. Собралась «чирикать» прямо у него в кабинете? О господи, за что ему все это?
Валерий резко выдернул трубку из рук жены и швырнул на стол.
– Если тебе хочется трепаться по телефону, поезжай домой. Там в каждой комнате по аппарату. А здесь я работаю.
– Да ты что, Лерочка? – она скроила обиженную гримаску, не понимая, почему муж так рассердился. – Я только хотела Нине позвонить, чтобы она меня не ждала к обеду. Чего ты распсиховался?
Встать с его кресла она и не подумала. Риттер уселся в кресло для посетителей и потянулся к телефону.
– Что тебе заказать?
– Мясо с жареной картошкой. Салатик. И пару пирожных. Нет, лучше три. Разных.
Она судорожно сглотнула, и Валерий понял, что она действительно безумно голодна. Даже глаза заблестели, как только Лара начала перечислять блюда. Он уже не мог на нее сердиться. Маленькая глупая голодная девочка, влюбленная в свое искусство и не верящая в собственные силы.
Еду принесли через полчаса. Лариса умяла все в мгновение ока, щеки ее порозовели, глаза сонно блуждали по кабинету. Через несколько минут она крепко спала, свернувшись калачиком, как обычно. Теперь будет спать часа три, не меньше.
Валерий занялся делами, просмотрел проект контракта с новым клиентом, отметил на полях пункты, которые необходимо еще раз уточнить с юридической службой. Отвечал на телефонные звонки, звонил сам, заносил в блокнот какие-то данные, то и дело вызывал к себе то замов, то начальников отделов.
Вспомнил, что договаривался часам к пяти подъехать к приятелю, работавшему в банке, потолковать о новых возможностях размещения денег, позвонил и отменил встречу. Пока Ларка не проснется, из кабинета он может отлучаться не больше чем минут на десять.
– Жаль, – непритворно огорчился приятель. – Я с тобой еще посплетничать хотел.
– О ком? – вяло поинтересовался Риттер, которого сейчас куда больше волновали собственные семейные дела, чем чужие.
– Об Игоре Чуйкове. Ты ведь знаешь его?
– Знаю.
С Чуйковым фирма Риттера имела дело не раз, они познакомились еще несколько лет назад, когда Игорь Васильевич только начинал свое дело и попросил Риттера разработать оптимальную управленческую схему с учетом профиля деятельности будущей фирмы. Штатное расписание, должностные обязанности и все такое. Впоследствии «Практис-Плюс» дважды менял сферу своих интересов, и каждый раз Чуйков обращался к Риттеру, чтобы его сотрудники разрабатывали новую схему. Чуйков был разумным и экономным хозяином, он хотел, чтобы у него было ровно столько людей, сколько нужно для обеспечения всех необходимых направлений работы, чтобы никто не болтался без дела, то есть без достаточной нагрузки, и чтобы ни одна из необходимых функций не «провисала», будучи не обеспеченной штатной единицей. Иными словами, чтобы и зарплату лишнюю не платить, и чтобы дело не страдало.
– А статью читал, где его «Практис-Плюс» опустили со страшной силой? – продолжал приятель-банкир.
– Читал, – подтвердил Валерий. – Ерунда это все, я хорошо знаю, как Игорь дела делает. Все это вранье.
– Так именно что! – непонятно чему обрадовался приятель. – У Чуйкова из-за этой статьи сорвалось несколько контрактов, и он вчинил газете нехилый иск за диффамацию. И приложил все документы, из которых следует, что журналист, автор статьи, его оболгал. Так что суд, конечно, будет разбираться, но, похоже, газетчикам придется крупно раскошелиться.