Закон трех отрицаний
Шрифт:
– И сколько стоит такое кино? – осторожно спросил Доценко.
– Пока мы запланировали бюджет в миллион долларов, – в голосе Островского слышалось нескрываемое самодовольство.
– Миллион?
Не хило. И откуда у Аниты Волковой миллион долларов? Собирается ограбить банк? Впрочем, у нее есть богатый брат, с которым, как все уверяют, она очень дружна. Наверное, он пообещал ей деньги. Да, скорее всего, так и есть.
Права оказалась Настя Пална, ой как права. Не смирилась Анита Станиславовна с потерей статуса. Вон чего
А если не брат дает деньги на кино, тогда кто? Кто еще есть у Аниты Волковой?
А еще у нее есть сестра, которая ведет себя крайне подозрительно. Крутит какие-то темные делишки с немецкоговорящим иностранцем и впадает в транс, когда тот исчезает и она не может его найти. Было подозрение, что Люба Кабалкина проворачивала с ним финансовую аферу. Уж не для того ли, чтобы добыть денежки сестрице на съемки? Ради Аниты она на все готова, мать, Зоя Петровна, так и говорила, мол, Любочка Аните в рот смотрит и надышаться на нее не может – так сильно любит.
– Мне нужно позвонить, – Миша лучезарно улыбнулся Островскому. – Вы позволите, я выйду в другую комнату? Буквально на минуту.
– Я не хотел бы беспокоить вас на рабочем месте, – вежливо произнес в трубку Зарубин. – Может быть, вы можете покинуть офис? Я жду вас в кафе «Сирена», это совсем рядом с вами.
– Знаю, – ответила Кабалкина. – Я выйду к вам минут через десять.
Пришла она не через десять минут, а через двадцать, но ведь человек на службе, дела, текучка. Зарубин с Колей Селуяновым успели все проговорить и даже съесть по салатику и выпить по чашке кофе. Кабалкина выглядела уставшей и измученной. Видно, немец-то так и не нашелся пока.
– Люба, познакомьтесь, это мой коллега, он работает в Интерполе и может вам помочь с поисками вашего друга, – представил Сергей Селуянова.
Тот привстал и изобразил джентльменский поклон.
– Очень приятно. Николай.
– Люба. А вы правда можете помочь?
– Я могу постараться.
– Он может, может, – подхватил Зарубин. – Вы меня простите, Люба, я в тот раз был жесток и несправедлив к вам. Я потом долго думал над нашим разговором и понял, что был не прав. Сначала надо выяснить, что случилось с вашим другом, а потом уж судить о том, любит он вас или нет. Правильно?
– Спасибо вам, – почти прошептала Люба и снова собралась заплакать.
– Не плачьте, Люба, не надо, лучше скажите-ка нам имя и все данные на вашего жениха.
– Джавад Кезоглу…
– Как?! – воскликнули сыщики почти хором.
– Кезоглу, – повторила она. – Джавад. А почему вы так удивились?
– Нет-нет, все в порядке, – быстро сориентировался Селуянов. – Просто мне отчего-то казалось, что речь пойдет о европейце.
– Он турок.
– Чем он занимается?
– Он… не знаю. Сейчас, наверное, ничем.
– Что значит – сейчас? А раньше чем занимался?
– Летом
– Вы давно знакомы?
– С прошлого года. Я летом отдыхала в Турции с детьми, как раз в том отеле, где он работал. Мы познакомились…
– Люба, – вступил Зарубин, – почему вы никому о нем не рассказывали? Ведь даже ваша мама не знает ничего. Почему?
– Мне… было стыдно. Ужасно стыдно… Я боялась, что со мной поступят так же, как когда-то с мамой.
– И поэтому вы разговаривали с ним по-немецки, чтобы мама ни о чем не догадалась?
– Да, конечно. Вообще-то он по-русски почти совсем не говорит, только чуть-чуть, я его учила. А немецкий знает, в Турции вся обслуга знает немецкий. Если бы я стала при маме говорить с ним по телефону по-русски, она бы сразу догадалась, что я говорю с любовником, да еще и с иностранцем.
– Все равно я не понимаю, почему вам было так стыдно, почему вы так его стеснялись, – упорствовал Зарубин. – Что плохого в том, что человек выдает технику напрокат?
Люба всхлипнула, вытерла слезы салфеткой и машинально скомкала ее.
– Вы знаете, что такое человек, который работает в прокате? Ему даже на территорию отельного пляжа заходить нельзя. Он сидит в десяти метрах от шезлонгов, под тентом, а пройти эти десять метров не имеет права. Его сразу же охрана выгонит, а потом и уволить могут. Он – пария, изгой. И все, кто хоть раз отдыхал в Турции, это прекрасно понимают.
– И в этом году… – начал подсказывать Селуянов.
– Да, я снова туда поехала. Мы были так счастливы! Мы собирались пожениться.
– И он бы приехал жить в Россию?
– Нет, я с детьми уехала бы к нему. Мы так решили.
– Любочка, – осторожно начал Зарубин, – не сердитесь на меня за то, что я сейчас скажу. Обещайте, что не рассердитесь.
– Обещаю.
– У вас много денег?
– У меня? – Она удивилась вопросу, потому что ожидала совсем другого продолжения разговора. – Много. Во-первых, последние восемь лет я очень хорошо зарабатываю. И во-вторых, отец моего младшего мальчика перевел на мой счет в банке большую сумму. Чтобы ребенок мог нормально расти и получил хорошее образование.
– Отец вашего мальчика состоятельный человек?
– Более чем. Он не просто состоятельный – он очень богатый человек. Только не требуйте, чтобы я назвала его имя.
– Что вы, что вы, – замахал руками Зарубин. – Нам это и не нужно. Скажите, вы знаете, что ваша сестра собирается начать проект с режиссером Островским?
– Да, конечно. А откуда вы знаете? – вдруг испугалась она. – Я дала слово Аните никому об этом не говорить. Она хочет, чтобы никто заранее ничего не узнал.
– Никто и не узнает, – пообещал Сергей. – Но ведь такой проект стоит очень дорого. Разве у Аниты Станиславовны есть такие средства?