Закон Выброса
Шрифт:
Из задумчивости его вывел голос ученого:
– Мы закончили.
– Ну и? – мрачно спросил Геращенко.
– Сейчас прогреется модуль запуска, и приступим. Две минуты – и от бункера ничего не останется.
– Хорошо, если так, – проворчал полковник.
Его не покидало предчувствие, что все еще не закончилось. То ли от проклятого ученого еще какие-нибудь сюрпризы из-под земли вылезут, то ли Зона что-нибудь каверзное подкинет – ей это как два пальца об асфальт. Сталкеры называют это «чуйкой», и сейчас она у полковника прям звенела внутри, будто он проглотил старый советский будильник, и тот, не дойдя
А еще Геращенко вдруг нестерпимо захотелось обернуться. Глупое, дурацкое, несолидное для начальства желание крутить башкой ни с того ни с сего – но полковник не стал противиться, зная, что на войне и в Зоне случайностей не бывает.
И обернулся – как раз вовремя.
Все его бойцы были сосредоточены на закрытых люках, чтоб, если оттуда опять какая-то пакость полезет, сразу встретить ее свинцовым ливнем. Даже те раздолбаи, что должны были за внешним периметром смотреть, тоже на люки косились.
И, конечно, никто из них не смотрел в небо.
А зря.
Бесшумная летающая хрень была похожа на стальной лапоть, приближающийся довольно стремительно. И, если б Геращенко не обернулся, очередь разрезала бы его пополам. Но за секунду до того, как ствол, высунувшийся из-за невысокого борта «лаптя», заморгал еле видимыми вспышками, полковник успел упасть лицом в грязь.
Вовремя!
Пуля лишь рванула ворот камуфляжа и обожгла загривок, но от этого еще никто не умирал.
А вот одному из ученых, возившихся возле «телескопа», повезло меньше.
Пули, предназначавшиеся полковнику, разворотили работнику науки задницу. Жутко, в клочья. Во все стороны полетели куски мяса и крови. Ну да, из пулемета полуоболочкой самое то работать по пехоте – и эффективно, и эффектно. И что за машинка с «лаптя» колошматит, тоже понятно – не иначе «Барсук», снабженный прибором малошумной стрельбы. Потому бойцы на звук не сразу среагировали и стрелять по воздушной цели принялись, лишь когда она, заложив крутой вираж, уже летела обратно.
Полковник лицо из грязи вынул сразу как упал и потому все видел в деталях одним глазом – второй был плотно залеплен жидкой глиной. Геращенко глаз протер, быстро поднялся…
Так, бойцы вроде все целы – и это хорошо, их и так мало осталось. Ученый, словивший очередь пятой точкой, тоже, но это ему скорее не повезло, чем наоборот. На войне пуля в булку вещь неприятная, но в основном излечимая – санинструктор, не отходя от огневой точки, плоскогубцами свинец достанет, матрацным швом полушарие заштопает, пару недель поспишь на брюхе, и можно дальше в окопе штаны просиживать. А вот если пуля прямо в дуло прилетела и нет возможности срочной эвакуации, то лучше товарища по оружию лечить радикально, сразу от всех болезней разом, чтоб сам не мучился и бойцов воплями не деморализовывал. Ибо от такого ранения обезболивающие помогают очень условно, кровотечение в полевых условиях остановить невозможно, и даже самые стойкие орут так, что лучше реально человеку помочь раз и навсегда. Чисто из чувства милосердия.
Ученый пока не орал – часто при обширных ранениях охреневший мозг подвисает от обилия фатальной информации и не сразу доводит до хозяина всю гамму ощущений. Потому работник науки пока что лежал на боку и смотрел на полковника глазами, полными надежды. Такое Геращенко не раз видел у тех, кто поймал тушкой подарок войны, но еще не осознал, насколько роскошный. Вроде б чего проще – взгляд опустил, да и посмотрел, что там и как.
Но нет.
Страшно даже самым отважным, особенно в первые секунды после того, как почувствовал тупой удар в тело и горячую влагу в районе того удара, толчками вытекающую из тебя наружу. Потому человек неосознанно ищет глазами того, кто скажет правду, а лучше соврет, если все плохо. Ибо на фиг не нужна та правда тому, кто уже о ней догадывается, но боится принять…
– Все же хорошо будет, правда? – срывающимся голосом спросил раненый. – Там же ничего страшного?
Полковник стряхнул с ресницы остатки глины, глянул повнимательнее.
Надо же. Человека почти напополам разорвало, там не просто задница в лоскуты, там от таза одни крошки и из разорванных штанов что-то торчит, похожее на осколок позвонка. Понятно, почему ученый еще не корчится, словно на раскаленной сковородке, – наверняка свое тело ниже ранения просто не чувствует, так как позвоночник разорван.
– Да нормально все, – Геращенко растянул губы в улыбке – непривычная мимика для него, но ради такого дела можно и морду поднапрячь. – Ерунда. Сам глянь, если не веришь.
Ученый с опаской оторвал взгляд от жуткой улыбки полковника, и попытался посмотреть вниз…
Геращенко был боевой офицер, не штабной, и когда был чуть помоложе, мог дать сто очков вперед любому спецназовцу по части боевой выучки – и с получением полковничьих погон профессиональные навыки никуда не делись. Сейчас он это продемонстрировал вполне эффектно, молниеносным движением выдернув из кобуры «стечкин» и выпустив короткую очередь в макушку раненого, сместившись при этом в сторону, чтоб мозги одежду не забрызгали. В принципе, она и так была вся в грязи, но отработанные рефлексы такая вещь, которая делается неосознанно. Как сейчас, например.
Второй ученый, застыв на месте, с ужасом смотрел на происходящее. Полковник сунул пистолет обратно в кобуру и рявкнул:
– Обледенел, что ли, мать твою? Запускай нах свою бандуру, пока тоже порцию свинцовых таблеток от стресса не получил!
Подействовало.
Работник науки засуетился, «бандура» начала вибрировать – сначала еле заметно, но через несколько секунд вибрацию почувствовали все. Подошвами, через землю, дрожащую, словно в ужасе. Один боец блевать начал, хотя у спецназовцев в организме обычно все надежно сделано от рождения, в том числе и желудки.
Геращенко тоже ощутил, как к горлу подкатывает тошнота, – и вдруг поверил. В то, что все получится именно сейчас, ибо от невиданного, внезапно ожившего орудия перло такой инопланетной мощью, что не захочешь, а проникнешься, понимая – сейчас оно выстрелит лишь один раз, и проблемы со зловредным ученым закончатся раз и навсегда.
Зрение у Насти было отменное. И познания соответствующие. Аналитический центр, встроенный в ее мозг, мгновенно выдал информацию: вон тот плечистый индивид с крупными зелеными звездами, еле видимыми на камуфлированных погонах, и есть начальник операции. По нему кио и резанула из «Барсука», совершенно уверенная, что сейчас одной очередью лишит командира весь личный состав этой шайки, собравшейся возле логова академика.