Закон Выброса
Шрифт:
Эффектная картина, конечно, но для мира огнестрельного оружия довольно наивная. Что можно сделать с мечом против нескольких автоматчиков? Точнее, против семерых – именно столько их осталось. Сейчас они поднимались с земли, но, не сговариваясь, стрелять не спешили.
– Пацаны, я фигею, реально, – сказал один из них, самый здоровенный. – Эти два урода положили почти все наше отделение.
– Нормально сражались, пусть нормально уйдут, – произнес второй, поднимая автомат.
– Ну уж нет, – проговорил здоровяк, ударив ладонью по стволу «калаша» товарища. – У меня для них будет особый экспансивный
Проговорив это, он быстро выдернул из кобуры пистолет и выстрелил Даниле в плечо.
Эффект был, мягко говоря, неприятным – пуля буквально выдрала из тела кусок мяса, пробив в мышце хорошо видимый рваный тоннель.
– «Черный коготь» от Винчестера, – поморщился один из спецов. – Добей лучше уже, хорош издеваться.
– Ага, сейчас, разбежался, – оскалился здоровяк. – Я их за пацанов заживо по частям разберу.
И выстрелил снова.
Но Данилы уже не было на том месте, куда выстрелил военный…
Серьезная боль – она для всех разная.
Одни, ощутив ее приход, замирают, стараются съежиться, убаюкать ту боль в себе, лежать и не шевелиться, лишь бы утихла хоть немного…
Другие орут. Страшно, с матами, брызгами слюней, глуша ее в себе, потому что, когда раздираешь рот в крике, выплескиваешь с воплем всего себя – так легче. Отвлекается мозг на твой рев, забиваешь ты его звуковым ударом, и он, оглушенный, уже не так интенсивно терзает тебя сигналами о том, насколько у тебя все хреново…
Но есть и те, кто молчит.
Эти – самые страшные.
Им не только на свои мясо, кости и требуху наплевать, для них с жизнью расстаться – как кольчугу с себя скинуть – вещь, конечно, нужную, но тяжелую и изрядно надоевшую и своим весом, и бряцаньем звеньев, и жарким, провонявшим пoтом кожаным поддоспешником.
Для них боль – как плеть для злого, необъезженного коня. Лишь вспышку неконтролируемой ярости у таких людей можно болью вызвать. И тогда уже неважно для них, сколько пуль застряло в кишках, что простреленная левая рука повисла бесполезной плетью и что тело молит лишь об одном – лечь и не двигаться, и будь что будет.
Не для них это, свое тело слушаться или чужой воле подчиняться.
Не те это люди. Из другого теста слеплены.
И о том, что они способны в боевой ярости натворить, потом слагают легенды…
Силы уже почти оставили Данилу – слишком много в него свинца прилетело. Но даже не пуля здоровяка, вырвавшая из руки кусок мяса, заставила дружинника двигаться. Просто его взгляд, который уже застилала темная пелена, остановился на роже военного, а точнее – на его глумливой ухмылке.
И тогда Данилу словно приподняло что-то над серой травой Зоны. Потому что нет ничего страшнее умирать под такие вот улыбочки врага, заранее торжествующего победу над тем, кого еще не победил…
И откуда только силы взялись – непонятно. Но если взялись, то и незачем думать откуда. Главное – успеть, пока они не оставили израненное тело.
А успеть надо было много.
От второй пули Данила ушел, крутанувшись винтом прямо на колене и одновременно вскакивая на ноги. А дальше все было как во сне…
Спецназовцы даже не успели вновь вскинуть автоматы, как дружинник был уже рядом. И первым прилетело здоровяку – меч дружинника рассек его ухмылку, не успевшую сползти с лица, дальше, вглубь, через щеки, круша зубы и располовинивая язык, до шейных позвонков и сквозь них, навылет – и сразу же, не прерывая движения, по шее того, кто стоял рядом.
Удар был такой силы, что на траву упали одновременно полторы головы. Здоровяк, похоже, так и не понял, что произошло. Ухмылки на половине его лица больше не было, одной верхней губой особо не поухмыляешься, зато в глазах застыло недоумение. Мол, как же так? Только что я собирался эффектно расстрелять поверженного врага, и вдруг пара секунд, его нет, а в ноздри уже воткнулись неприятные острые травинки, и убрать их почему-то нечем, руки не слушаются. И вообще положение головы какое-то странное, никогда с такого ракурса траву не видел…
Он так и умер в недоумении. Хорошая смерть, когда мозг просто не успевает переварить шквал информации и ошеломить своего хозяина неистовым водопадом запредельной боли…
Остальные спецы среагировать успели – не зря ж их столько лет обучали выживать в любых условиях. Кто отпрыгнул в сторону, кто с места ушел в перекат, одновременно вскидывая оружие и ища стволом цель.
Но цель не стояла на месте.
«Вихрь смерти» – техника, которую в Кремле преподавали только наиболее выносливым дружинникам, ибо организм даже отлично подготовленного воина может не выдержать такой нагрузки. Человек впадает в некий транс, движения ускоряются, внимание предельно сконцентрировано, и малейшая ошибка противника ведет к его смерти. Данила помнил из рассказов старших учителей, что когда-то, в незапамятные времена, далеко на севере люди знали подобную технику боя, но лишь немногие были способны ее применять. Кажется, их называли берсерками. В Кремле же воинов, умевших так сражаться, называли «говорящими с мечами»…
«Вихрь смерти» стремительно пожирал оставшиеся силы, но Даниле было все равно. Легенды гласили, что тем древним берсеркам было важно умереть с мечом в руке, чтобы попасть в свой загробный мир. Похоже, они знали толк и в жизни, и в смерти. Жили так же неистово, как дрались, и умирали в битве, не трясясь от страха перед смертью, а наслаждаясь последними каплями жизни, как знаток вина смакует то, что осталось на дне бокала, зажмуриваясь от удовольствия…
Данила не видел клинка своего меча, размазанного в воздухе от скорости – лишь воздух, рассеченный остро заточенным лезвием, дрожал там, где сквозь него проходила сталь.
Не видели его и противники, потому что никто из них не успел среагировать, предпринять что-то ради спасения своей жизни. Данила двигался так, как не может перемещаться обычный человек, он словно летел со своим мечом над травой, проносился тенью – и позади него живые люди распадались на части, словно разбитые и плохо склеенные куклы. Сквозь каждого человека меч проносился два раза – первый удар по рукам, чтоб воин не смог выстрелить, ибо даже убитые порой нажимают на спусковой крючок, прежде чем умереть. И второй – по шее, если она открыта, либо наискось, от плеча до пояса. Это не сложно, если на противнике нет кольчуги с высоким воротником и зерцалом на груди. В «вихре смерти» «говорящие с мечами» легко разрубали надвое быка – что уж тут говорить о человеческом теле…